| | От | ЖУР |  |
| К | All |  |
| Дата | 09.02.2004 16:40:49 |  |
| Рубрики | WWII; |  |
Такое могло быть?
"-- Боевое крещение я принял 12 октября 1943 года под Лютежем, -- вспоминает Муса Гайсинович. -- Нас, 17-летних новобранцев, подняли в атаку расширять плацдарм. Сделать это удалось. Но из ста семнадцати в живых осталось 53 человека.
Вскоре меня и еще нескольких молодых солдат назначили в батальон охраны Военного совета Первого Украинского фронта. Я попал во взвод, который опекал самого командующего -- генерала армии Н.Ф.Ватутина......
В ночь со 2 на 3 ноября 1943 года мне удалось сходить в разведку в центр Киева, -- продолжает Муса Гайсин. -- Из освобожденной Дарницы наша группа из восьми человек на лодках перебралась на Труханов остров. Там было много обгоревших и сожженных дотла домов. Затем в районе разрушенного Цепного моста переплыли на киевский берег. Перебежками, а кое-где ползком пробрались в Пионерский парк и спрятались в руинах эстрады. Здесь командир разделил нас на три подгруппы. Одна ушла к развалинам Михайловского собора, другая -- к дому Гинзбурга, где до войны находился обком партии. Мне и ефрейтору Сидоренко (уроженцу Полтавщины) велели дожидаться товарищей. Стоял белый туман, было сыро и холодно. Часа через три возвратилась первая подгруппа, еще через час -- вторая. Мы вернулись к берегу, поплыли на лодке на Труханов остров и утром уже были дома. Только после возвращения стало известно, что эти две подгруппы устанавливали красные знамена на зданиях ЦК и обкома. Всю ночь с 5 на 6 ноября мы возили Ватутина на разные участки фронта, где шли бои за освобождение столицы Украины. В пять часов утра Николай Федорович приказал везти его из Вышгорода, где находился полевой штаб (оперативное управление), в Киев к оперному театру. Около семи утра мы подъехали к зданию оперного со стороны гостиницы "Театральная". У входа уже стояли генералы Гречко, Кальченко, еще кто-то. Вскоре подъехали Хрущев и генерал Крайнюков. Было очень темно. Кое-кто из генералов закурил. Они стояли, разговаривали. Мы, телохранители, заняли свои места вокруг них. Между тем "мой" Ватутин отошел от меня и передо мной оказалась спина Хрущева. Вдруг откуда-то, с верхнего этажа оперного театра прогремела автоматная очередь. Совсем рядом застучали по брусчатке пули. Телохранители мгновенно закрыли своих генералов, кто-то заслонил Ватутина, неприкрытым остался только Хрущев. Я мгновенно сделал ему подножку, повалил на какие-то камни и лег на него сверху. Так положено по инструкции.В 3-ю гвардейскую танковую армию, которой командовал знаменитый генерал, а позже маршал бронетанковых войск Павел Семенович Рыбалко, я попал десантником на броне. Однажды перед наступлением на Проскуров (ныне Хмельницкий) командир нашей танковой роты проверял пополнение -- как поступившие в экипажи танкисты умеют стрелять. Стреляли, доложу я вам, так себе. И тут я, горячий восточный парень, не выдержал. "Товарищ лейтенант, -- обращаюсь к ротному, -- разрешите мне". -- "Ну, попробуй". Дали мне три патрона. В двухстах метрах от танка (стреляли одиночными из башенного пулемета) поставили консервную банку от американской тушенки. Я не торопясь прицелился и по очереди выстрелил. Побежал за банкой. А в ней -- три дырки, причем одна возле другой, кучкой. "Это ты нашел банку", -- не поверил лейтенант. Я повторил упражнение по другой, тоже целенькой, банке. Результат -- такой же. Вдали на пригорке маячил подбитый "тигр". -- "Товарищ лейтенант, разрешите снарядом..." -- "Ну, попробуй..." -- "Куда попасть?" -- "Как куда? Ты хоть в танк попади!" -- возмутился офицер. -- "Нет, куда все-таки, в какую часть?" -- "Ну ладно. Попробуй между третьим и четвертым катками. Там у него бак". Я развернул башню, заряжающий дослал снаряд, тщательно прицелился и выстрелил. "Тигр" вздрогнул. Облако дыма от болванки появилось точно между указанными катками. После этого лейтенант перевел меня десантником на свой танк. А однажды во время боя открылся командирский люк, оттуда высунулся лейтенант и втащил меня за шиворот в танк. "Веди огонь!" А сам приник к перископу в поисках целей. В том бою я подбил четыре "тигра". И я стал башенным стрелком. Подбивал еще и еще. Однажды меня вызвали к командующему армией. Сам комбриг повез. Оказалось, командарм, сам боевой танкист, не раз побывавший в сражениях, формировал экипаж для своего, так сказать, персонального танка. Подбирал лучших механика-водителя, радиста-пулеметчика, заряжающего. А мне предложил идти к нему командиром башни. Я замялся, не знал что ответить. И тут комбриг, огромный такой полковник, Герой Советского Союза Василий Сергеевич Архипов сказал: "Товарищ командарм, ваш танк нечасто в бой ходит. А у меня Муса чуть ли не каждый день то "тигра", то "пантеру" подбивает". "Спасибо за доверие, но я воевать хочу, товарищ командующий!" -- поддержал я комбрига.
Рыбалко насупился: "Ну ладно, дело твое. Где стрелять так хорошо научился?" -- "В роте. Пушка хорошая, прицел отличный..." Генералу ответ понравился. -- Вскоре меня назначили командиром танка, затем -- взвода разведки (это три машины), присвоили звание лейтенанта.
Однажды, это было примерно на границе Польши и Германии, я получил задание совершить 60-километровый рейд в тыл противника и спасти от взрыва архиважный для наступающих советских войск заминированный немцами мост. Мне дали два отремонтированных трофейных "тигра", а также две "тридцатьчетверки", закамуфлированные под немецкие танки, и группу опытных минеров. Комбинезоны, форма, стрелковое оружие тоже были немецкие. Ночью, чтобы отвлечь противника, на одном участке фронта наши устроили большой "тарарам" -- имитировали наступление. Это позволило нам практически без стрельбы перейти на ту сторону и углубиться в тыл противника. Вскоре наша небольшая колонна вышла в район моста и замаскировалась возле старого кладбища. У меня в группе было несколько попросившихся на фронт уголовников -- неплохие разведчики. Они бесшумно сняли охрану моста, выставили наших людей. Днем ведь по мосту активно двигалась техника и живая сила противника.
И тут нам крупно повезло. Среди взятых нами в плен эсесовцев и военнослужащих вермахта оказались четыре специалиста, которые принимали участие в минировании этого моста! Я сказал им: этот мост сегодня нужен нам. Завтра, после войны, он будет нужен вам, немцам, и полякам. Поможете спасти его -- станете национальными героями, и я вас отпущу. Нам надо было разминировать мост так, чтобы внешне, для противника, он казался заминированным, ящики "со взрывчаткой" и провода должны были оставаться на месте. Немцы добросовестно показывали нашим минерам все хозяйство. Те вскрывали ящики, взрывчатку сбрасывали в реку, ящики и провода укладывали на место. Эта работа длилась почти ночь. Днем мы прятались. А когда работу закончили, немцев я отпустил. Посоветовал переодеться в гражданку, пересидеть конец войны. В плен я их взять не мог -- некуда, в танках и так тесно. Лишать жизни их стало жалко. Они дали слово офицеров, что воевать уже не будут. Уходя, они все оглядывались -- наверное, думали, что будем стрелять в спину.
За спасение моста командование представило меня к званию Героя Советского Союза. И вот, когда я, как говорится, собирался прокалывать в гимнастерке дырочки для наград, меня арестовали особисты. Какая-то сволочь настучала, что я якобы вошел в контакт с противником. Отпустил эсесовцев! Против меня возбудили уголовное дело, которое вот-вот должен был рассмотреть трибунал. Слава Богу, командование за меня вступилось, отбило у смершевцев. Документы на Героя пришлось отозвать. За мост мне дали орден Отечественной войны. Спасибо, что не расстреляли. А то не дошел бы до Берлина, Праги, не участвовал бы в Параде Победы в Москве и не бил потом япошек под Мукденом и Порт-Артуром."
ЖУР