ОтГеоргийОтветить на сообщение
КГеоргийОтветить по почте
Дата28.03.2002 20:28:26Найти в дереве
РубрикиРоссия-СССР; Крах СССР; История; Образы будущего; Либерализм; ...Версия для печати

Константин Крылов-4. "Север" — экономическое устройство


…Экономическое устройство Севера

Достаточно ясно, что оставшийся (последний) вариант общественного устройства может относиться к цивилизационному блоку Севера. Он определяется как частное пользование общественной собственностью, то есть как нечто прямо противоположное практике Востока.
Прежде чем мы попытаемся дать описание данной экономической системы, следует еще раз обратить внимание на понятие общественной собственности.
Для того, чтобы это сделать корректно, напомним вкратце историю социалистической экономики в России. После победы в 1917 году большевики попытались сразу же ввести новые экономические порядки — прежде всего в области распределения готового продукта. Эти порядки получили условное название “военного коммунизма”. (Сами большевики считали это настоящим коммунизмом, а дальнейший отказ от них — отступлением или даже предательством). “Военный коммунизм” целиком и полностью сводился к удовлетворению вырвавшегося на волю полюдья — прежде всего потому, что ставил во главу угла способ распределения готового (точнее, оставшегося) продукта, совершенно не касаясь вопроса о его производстве. Когда этот вопрос встал остро, решения стали искать не в будущем, а в прошлом — то есть перед умственным взором замаячил все тот же племенной строй, где все вместе делают общее дело, а слова “твое” и “мое” могут относиться разве что к личному имуществу. После некоторых колебаний верх взяла, условно говоря, “сталинская линия”, сводящаяся к формуле: общинная организация производства * — общинное распределение готового продукта.
Интересные изменение претерпело и понятие “общественной собственности”. В героический период первых годов советской власти дело понималось просто: собственность должна принадлежать тем, кто на ней работает. Это и было реальным смыслом лозунгов типа “Земля — крестьянам” и тем более “Заводы — рабочим”. Такой подход отнюдь не означал, что землю (или заводы) раздадут крестьянам или рабочим в собственность, так сказать, отобрав у одних и дав другим. Большевики не собирались идти по стопам Робин Гуда и сами прекрасно понимали бессмысленность подобного передела имущества. Они имели в виду совершенно другое, а именно — отрицание самого понятия собственности и радикального упрощения всех проблем, связанных с распоряжением ею. Идея была такая: собственности не существует. Завод можно рассматривать как реку или дорогу. Река или дорога могут и не принадлежать никому конкретно. Все, кто ловят в реке рыбу или едут по дороге, пусть сами и решают, как ей пользоваться. Если кто-то хочет поработать у станка, пусть себе идет к станку. Если какая-то работа такова, что она требует коордиации усилий, нужно сесть всем вместе в кружок и поговорить, обсудить вопрос, и решить, что делать дальше.
Проблема заключается в том, что рыбаку нужна рыба, а рабочему не нужна та деталь, которую он делает. Если же дать ему право продавать эти детали, чтобы покупать себе штаны и водку, то очень скоро вновь образуется рынок и все потихоньку вернется на круги своя — то есть обратно к частной собственности.
Сталинское определение общественной собственности как собственности государственной с этими проблемами покончило. При этом надо учитывать, что слово “государственный” здесь относится не к обладанию собственностью, а к праву распоряжения ею. Государство присвоило себе право распоряжаться заводами и фабриками (точно так же, как реками и дорогами), решая, что на этих фабриках делать. Оно не извлекало прибыли от использования своего имущества ** (такого понятия даже не существовало), не продавало его и не пыталось купить новое. Оно только распоряжалось им — для чего, собственно, и понадобились Советы, то есть административные органы власти, имеющие хозяйственные функции.
Последующая вестернизация снова сместила понятие общественной собственности — на сей раз в сторону “госсектора” по типу западного. Логичным следствием этого были крепнущие симпатии к рынку и частной собственности, поскольку государство в таком случае превращается в монополистического частного собственника.
Очевидно, что все перечисленные выше способы отношения к общественной собственности опирались на какое-то понимание, лучше сказать — толкование, самого этого понятия. Но все эти толкования понятия общественной собственности так или иначе выбрасывали что-то из самого понятия. Для начала было выброшено само слово собственность. “Военный коммунизм” предполагал полный отказ от собственности как официально признаваемой принадлежности вещи владельцу: “все ничье”, и владеет имуществом тот, кто использует его — и пока он его использует. Под конец же собственность была признана — но как государственная собственность, а спутать общество с государством на практике невозможно: всем понятно, что государство и общество — совершенно разные вещи, а интересы общества и государства совпадают не так уж часто.
Попробуем, однако, рассмотреть понятие общественной собственности. Общественным можно назвать то, что принадлежит обществу. Если под обществом понимать, скажем, граждан данного государства ***, то общественная собственность — это то, что принадлежит всем гражданам одновременно, и чем они могут распоряжаться. Это не значит, что общество может использовать эту собственность.
Но как возможно представить себе такое положение дел? Не могут же все владеть одной и той же собственностью — а всю “общественную собственность” надо считать единой, поскольку иначе (если каждый будет владеть закрепленной за ним частью) она станет (фактически) частной собственностью. Но почему, собственно, это невозможно? Если речь идет только о праве купить, продать и извлекать прибыль из собственности, то механизмы коллективного владения чем угодно давно существуют и хорошо отработаны. Крупные корпорации на Западе, например, могут на две трети принадлежать акционерам, которые, часто не имея права решать какие-либо вопросы, связанные с руководством деятельностью корпорации, имеют право покупать и продавать принадлежащие им акции, а также получать дивиденды.
Попробуем вообразить себе государство с общественной собственностью на средства производства (неважно, полной или частичной). Представим себе, что у нас имеется огромная корпорация, точнее говоря — закрытое акционерное общество, совпадающее с государством. Его совладельцами являются все граждане данного государства. Допустим, каждый гражданин такого государства автоматически считается владельцем какой-то (разумеется, очень маленькой) части всего, что это государство имеет. Соответственно, он имеет право получать часть дохода, извлекаемого при использовании этой части его собственности. Грубо говоря, при таких порядках паспорт является доходным документом, чем-то вроде акции.
Теперь посмотрим на это дело с другой позиции — а именно, со стороны тех, кто эту собственность эксплуатирует — со стороны “предпринимателя”. С его точки зрения используемая им собственность арендована у граждан государства (так сказать, у общества в целом). Но это, как показывает мировой опыт, еще никому не мешало эксплуатировать собственность и извлекать из нее прибыль, поскольку одолженные на время станки и оборудование ничем не хуже своих ****.
Но вернемся к обсуждению того, чем может быть общественная собственность. Итак, это порядок, при котором каждый гражданин государства является собственником. Частные лица, эксплуатирующие его собственность, должны выплачивать ему дивиденды как акционеру. Разумеется, среди частных лиц заметное место занимают разного рода организации (то есть обычные фирмы и корпорации, имеющие свои деньги и взятую в аренду у общества собственность), а также и государство (то есть аппарат управления) как один из самых важных и значимых собственников *****.
Прежде чем обсуждать дальнейшее, следует ответить на главный вопрос — а зачем все это нужно? Полностью частная экономика работает неплохо, по крайней мере на Западе. Ограниченно частная экономика Востока тоже показала себя не с худшей стороны, особенно в последние годы. Стоит ли вообще говорить об общественной собственности, если единственная цивилизация, в рамках которой (до сих пор) она была уместна — Юг — весьма малопривлекательное место?
Напомним, что любой тип экономики напрямую связан с этической системой, поддерживаемой данным обществом. Не существует абстрактной “эффективной экономики” самой по себе. Экономика Запада нуждается в западном человеке, воспитанном в либеральном духе. Экономика Востока основана на восточном человеке, который является буддистом или конфуцианцем. То, что на Западе вызывает зависть и восхищение, на Востоке может вызвать недоумение, а то и презрение — и наоборот. И это отнюдь не “мелкие культурные различия”, поскольку от них зависят глобальные экономические характеристики. Например, в Японии предприниматель почтительно примет совет (точнее, рекомендацию), исходящую от более уважаемого человека, и не преминет ей последовать — даже если ему это покажется невыгодным, потому что он уверен, что “старший плохого не посоветует”. В Америке эффект подобного действия может быть как раз обратным.
Но даже не это является главным. Основная проблема любой экономической системы состоит отнюдь не в том, как функционирует сам экономический механизм (хотя это и важно), а в том, как его завести и как справиться с результатами его деятельности. Особенно важно последнее. Результатом работы любой экономики является разделение общества на бедных и богатых. Но такое разделение может подорвать изнутри любое общество, если не будет чем-то компенсировано.
Речь идет отнюдь не о моральном возмущении населения — оно не так опасно, как кажется, — а о гораздо более значимом факторе: любая экономика потребляет порядок и тем самым разрушает его.
Имеется в виду следующее. Для того, чтобы существовало производство и товарообмен, необходим какой-то порядок в обществе. Купец должен быть уверен, что его не ограбят на дороге. Земледелец должен быть уверен, что его посевы не вытопчут, дом не сожгут, урожай не отнимут разбойники. Тем более это верно для более сложных форм экономики. Никто не будет давать деньги в долг, если не будет способа взыскать их с неисправного должника. В общем, общественный порядок требуется для нормального функционирования сколько-нибудь сложных форм производства и торговли. Беспорядочно может происходить только грабеж.
Но, с другой стороны, при налаженном порядке ведения дел, все незаконное становится выгодным — и чем дальше, тем больше. Если все легко дают в кредит, можно одолжиться очень большой суммой, а искушение ее не вернуть возрастает по мере роста самой суммы взятых денег. Если все выпускают хорошие товары, и люди к этому привыкли, легче сбыть некачественный товар под маркой солидной фирмы. И так далее. Что касается большого бизнеса, там возможный доход от незаконных операций может быть просто огромным.
Государство вынуждено все время предпринимать усилия по наведению порядка, по защите законов и правил ведения дел. Оно расходует на это деньги, человеческие силы, и все время ищет новые способы защиты и охраны порядка.
Но все это значит, что экономика является потребителем порядка — причем порядок уничтожается при потреблении, сгорает в экономической топке, и его все время надо производить заново. Если этого не делать, экономика уничтожит сама себя ******.
Порядок, который должен производиться, не может быть каким угодно. Само понятие “порядка” является производным от принятой в обществе этической системы. Поддерживаемый в обществе порядок должен соответствовать господствующей этической системе.
Можно просто снять проблему, как это делается на Юге: все добытое ******* бросается в общий котел, слишком богатых и слишком бедных не бывает, все уравнивается и компенсируется. Не будем разбирать подробно восточный и западный варианты поддержания порядка — они очевидны. Заметим только, что все эти способы не годятся для общества, пытающегося реализовывать четвертую этическую систему.
Порядок, реализуемый в рамках последней, требует определенной независимости каждого человека от остальных людей. Этой независимости нельзя достичь, просто разбежавшись по разным углам. Напротив, разъединенные люди быстро становятся добычей первого же попавшегося насильника — а если нет, так просто мира (природы) в целом. Единственный способ защиты своей независимости — это сила, а она в объединении людей. Смысл объединения людей вместе (в любой форме, вплоть до государства) в рамках четвертой этической системы усматривается именно в поддержании их независимости друг от друга и от мира в целом. В этом смысле четвертая этическая система радикально противостоит “племенному духу”, то есть первой этической системе и ее принципам жизни.
В этом смысле коммунистическая идея “общества, свободного от эксплуатации человека человеком”, вполне понятна, если речь идет об обществе, построенном на принципах и ценностях четвертой этической системы. Это не значит, что такое общество непременно будет идеальным. Скорее всего, проблем в нем будет не меньше (а то и больше), чем в других обществах. Но некоторых вещей в нем действительно не будет. В частности, в нем не должна иметь место ситуация, при которой экономический успех одних людей достигается за счет других людей. От подъема экономики должны выигрывать все; от ее развала должны страдать тоже все. Если имущество государства не приносит дохода, его следует отобрать у тех, кто им пользуется сейчас, и отдать другим претендентам. И так далее.
Разумеется, при попытке организовать экономику таким способом возникает множество проблем. Например, какая доля собственности может иметь статус “общенародной” (поскольку все остальные виды собственности, очевидно, тоже будут иметь место)? Как определять доходность государства и выплачиваемый населению дивиденд? Кто имеет право это определять?
При рассмотрении всех этих вопросов мы сталкиваемся с необходимостью переосмысления ряда понятий, и прежде всего — понятия государства. В рамках той логики, которая проводится здесь, государство не является чем-то противостоящим экономическому механизму как внеэкономическая сила. Напротив, государство — то есть его аппарат — (имеется в виду прежде всего исполнительная власть) понимается прежде всего как производитель особого рода ресурса — а именно, порядка. Все остальные являются потребителями порядка, производимого государством. (Может оказаться и так, что государству совершенно необязательно иметь монополию на производство этого ресурса.) Деньги, получаемые государственными органами за поддержание порядка, должны рассматриваться как плата за оказанные услуги. (В роли заказчика здесь выступает как общество в целом, так и каждый, кто обращается к государственным органам.)
При этом государство не уничтожается, но, напротив, отделяется от аппарата управления. Основой государства оказывается общенародная собственность на страну в целом, а аппарат управления государством — только одной из действующих в обществе сил.
Подобная логика, впрочем, не соответствует Новому Мировому Порядку, который ведет к уничтожению понятия государства через его сведения к одному аппарату управления. Это действительно стирает грань между государством и большой корпорацией. Здесь же, напротив, оба понятия сохраняются, хотя и в усеченном виде. При Новом Мировом Порядке мир будет состоять из корпораций, имеющих и деньги, и собственность. В описываемом нами обществе корпорации тоже возможны, но они могут иметь только аппарат управления и деньги — вся их собственность считается арендованной за плату у страны и общества в целом.
Подводя некоторые предварительные итоги, можно предложить еще одну классификацию форм собственности.
В рамках первой этической системы собственность, в сущности, не существует, поскольку никому конкретно не принадлежит.
В рамках второй этической системы собственность принадлежит в большей степени обществу. Ею обладают частные лица, но сами эти частные лица лишены свободы распоряжения ею, то есть сами зависят от общества.
В рамках третьей этической системы собственность принадлежит в большей степени частным лицам. Они имеют право распоряжаться ею так, как сочтут нужным.
И, наконец, в рамках четвертой этической системы собственность принадлежит (в плане обладания ею) обществу. Но само общество и его форма — государство — определяются через общенародную собственность. Общество выступает прежде всего в роли хранителя и владельца этой собственности. Так что в последнем случае можно сказать (разумеется, метафорически), что собственность принадлежит сама себе.

* Особенно сельского хозяйства. Судя по всему, Сталин ожидал хозяйственного успеха коллективизации, поскольку искренне считал “колхоз” наиболее правильной и естественной формой хозяйствования. С промышленностью дело обстояло сложнее — хотя именно здесь удалось чего-то достичь.
** Разумеется, понятия “экономического эффекта” и др. приметы “капитализма понарошку” мало-помалу входили в советскую экономическую жизнь. Но в общем целью производства была не прибыль, а государственная необходимость (а это понятие внеэкономическое).
*** Конечно, мы не хотим сказать, что общество состоит из людей. Общество — это сила, соединяющая их вместе. Тем более мы не пытаемся определить общество через понятие государства (раз уж речь пошла о “гражданах”). Но нас в данном случае интересует не столько определение общества как такового (то есть — чем “общество” отличается от всего остального). Будем считать, что это нам уже известно. Но обществ много, и необходимо как-то их разделять — поскольку понятие общественной собственности можно вводить только для конкретного общества. А одно общество отделяется от другого (помимо всего прочего) государственными границами.
**** Недооценивать собственнические инстинкты человека глупо, а желание иметь нечто свое — вполне естественно. Но это естественное желание распространяется прежде всего на недоходную, личную собственность: человек может относиться с нежностью к своему дому или огороду, но не к буровым вышкам или чему-то подобному. Более того, современный капитализм вообще основан не на чувстве собственности, а на отказе от него. Выигрывает тот, кто покупает и перепродает целые корпорации, кто вовремя избавляется от ненужного или малоприбыльного дела и берется за новое — а не тот, кто “сжился со своим бизнесом”. В этом смысле нынешнее воспевание достоинств маленьких булочных, магазинчиков и ресторанчиков, владельцы которых якобы вырастут в новое поколение предпринимателей, является просто абсурдным — развитая экономика терпит существование мелких лавочников, даже находит им место в своем механизме, но отнюдь не основана на их деятельности.
***** При таких порядках государство должно само зарабатывать деньги. Прямое налогообложение граждан как источник доходов бюджета в такой ситуации является бессмысленным.
****** Именно в этом, кстати говоря, состояло главное открытие Маркса — правда, применимое только к нескольким частным случаям. Например, непременным условием эффективного функционирования (западной) экономики является свободная конкуренция. Но если конкуренцию не ограничивать, рано или поздно возникают крупные монополии, которые уничтожают свободную конкуренцию. Маркс почему-то считал, что запас порядка ограничен, а государство только распределяет его, но не производит. Если это было бы так, то, действительно, капитализм быстро кончился бы. На самом деле государство — это прежде всего производитель порядка..
******* Здесь применим именно термин “добыча”. Только на Востоке появляется понятие труда, и, соответственно, результатом является не добытое, а нечто сделанное (или выращенное). И только на Западе вполне оформляется понятие “заработанного”. Впрочем, это не значит, что на Юге никто не работает, равно как на Западе не бывает просто “добытого” имущества. Просто соответствующие способы получения собственности считаются малозначимыми или малопочтенными.