ОтГеоргийОтветить на сообщение
КГеоргийОтветить по почте
Дата24.08.2004 00:01:22Найти в дереве
РубрикиТексты;Версия для печати

"...и гости нашего города". В чем опасность? (*+)


http://strana-oz.ru/?numid=7&article=328

И гости нашего города

Оксана Карпенко


[1]

<?Уважаемые петербуржцы и гости нашего города, соблюдайте правила пользования метрополитеном:>

Каждый день, спускаясь в метро, я слышу это, на первый взгляд, совершенно безобидное обращение. Формула настолько привычная, что
странным может показаться вопрос: зачем <?пассажиров метро> разделяют на <?петербуржцев> и <?гостей>? Практической необходимости в этом
нет, требования одинаковы для всех <?пассажиров>. Однако вновь и вновь часть пассажиров объявляется <?хозяевами города>, а другая -
его <?гостями>. Мало кто обращает на это внимание. И уж совсем немногие осознают социальный смысл и негативные последствия такого
деления.
Для большинства людей нет ничего более привычного, чем мыслить категориями <?дома> (<?хозяев> и <?гостей>) или <?семьи> (<?родители>,
<?дети> и т. п.). Между тем использование этих категорий как метафор социальных отношений - <?нация как семья>, <?государство/город как
дом> - представляет собой переосмысление публичных, анонимных отношений, связывающих людей в обществе, в категориях приватных,
персональных отношений. Использование метафор позволяет выразить представления о проблематичных социальных отношениях в терминах
знакомых областей жизни[2]. Если не отдавать себе отчет в том, что это всего лишь метафора, то покажется вполне логичным
распространить на приезжих требования, предъявляемые гостям. Так зачастую и происходит.
Как показывает исследование дебатов в российской прессе 1990-х годов вокруг <?лиц кавказской национальности>[3], метафора
<?Россия/Петербург/Москва и т. п. - наш дом> определенным образом организует восприятие миграционных процессов и отношений,
связывающих <?мигрантов> с <?местным населением>. Она оформляет образ направленной на <?коренных жителей> угрозы, исходящей от
солидарно действующих, культурно гомогенных <?гостей с юга>, и становится одним из инструментов легитимации различных форм бытовой и
институциональной дискриминации.

<?Дом> vs <?проходной двор>

Проходной двор - это ничье, открытое для всех желающих, общее пространство. Используемое в качестве метафоры государства, города или
региона, это выражение обретает негативный смысл, становится знаком неправильно организованного <?дома>, разрушаемого стихийным,
неподдающимся контролю со стороны <?хозяев> движением <?гостей>.
<?Говорят, бороться с нелегальной миграцией невозможно и что окончательной победы над ней не добились даже самые богатые страны. Да,
это так, но это не означает, что Россия и дальше должна быть для всех перелетных птиц удобным и бесхозным проходным двором, где
удобно селиться и гнездиться целыми семьями, кланами и даже районами в течение целого десятилетия (при этом изменения в
демографической ситуации нашу власть тоже не волнуют)>.[4]
<?Дом> в подобном <?оборонительном> контексте - прежде всего метафора <?по-хозяйски> устроенного государства/города, в котором
производится постоянный мониторинг миграционного поведения <?гостей> и справедливо (в интересах <?хозяев>) ограничиваются их
возможности в различных сферах жизни (например, доступ к жилью, административным постам, к значимым позициям в бизнесе, криминальной
сфере и т. д.). <?Проходной двор> представляет собой альтернативную и неприемлемую с точки зрения <?хозяев> модель организации жизни.
Одной из важнейших характеристик <?проходного двора>, делающей его непригодным для постоянного проживания, оказывается отсутствие
<?реальных> границ и, как следствие, его <?бесхозность>. В этом пространстве хозяин утрачивает власть и гости начинают хозяйничать, т.
е. принцип справедливости, в соответствии с которым гость не может претендовать на роль/ресурсы хозяина, нарушен.
Такая проблематичная для <?хозяев> ситуация оказывается чрезвычайно удобной для <?гостей>: у них появляется возможность <?удобно
селиться и гнездиться>, <?без труда переезжать в любых направлениях>, <?скрываться от контроля> и т. д. При этом свободный приезд
<?всех без исключения граждан СНГ>, <?кавказцев, равно как и жителей других государств...> связывается с преступлением:
<"Прозрачность" границ позволяет без труда переезжать в любых направлениях и скрываться от контроля со стороны правоохранительных
органов>. В таких высказываниях фактически происходит отождествление реализации права на свободу перемещения с правом безнаказанно
совершать преступления. Свобода перемещения рассматривается как ресурс преступников, иные аспекты этого права игнорируются. Успех в
борьбе с преступностью (как и решение других проблем) логически связывается с отказом от соблюдения этого права.
Мигранты a priori рассматриваются как разрушители легитимного порядка в <?доме>. Опасность неконтролируемого движения мигрантов
дополнительно подчеркивается использованием метафор различных <?разрушительных стихий>: <?девятый вал международного терроризма
обрушился на Россию вместе со штормовой волной нелегальной миграции>[5], <?наш город буквально наводнили кавказцы>[6] и других.
Использование этих метафор превращает мигрантов в опасную массу и служат оправданием силовых методов решения проблем <?дома>. С точки
зрения <?хозяев>, любые средства борьбы со <?стихией> признаются легитимными, так как без решительных мер <?хозяева> потеряют контроль
над ресурсами <?дома>.
Сохранение <?порядка в доме> ассоциируется с успешной контролирующей/карающей деятельностью правоохранительных органов, которые
описываются как легитимные представители и защитники интересов <?местного населения>, <?законопослушных граждан>. Поддержание <?порядка
в доме> увязывается со способностью этих органов контролировать перемещение людей и регулировать количество <?нежелательных лиц> в
пространстве <?дома>. Уход какой-либо категории людей из-под контроля или свободный режим передвижения по территории описывается как
опасное поведение, реальная или потенциальная угроза <?дому> и его <?коренным жителям>. В этих условиях контролируемая и регулируемая
административная граница рассматривается как основа нормальной жизни <?местных жителей>, а ее защита осмысливается как приоритетная
задача <?хозяев>. Из этого логично вытекает негативная оценка различных международных соглашений, подписанных руководством России,
ослабивших государственный контроль за миграционными процессами и <?сделавших Россию ненормальным государством> - государством <?без
реальных границ>. К числу таких соглашений относят, например, Бишкекское соглашение 1992 года о безвизовом обмене между
государствами СНГ. Этим соглашением за гражданами стран СНГ (в том числе Азербайджана и Армении) было закреплено право на свободное
перемещение по территории России.
Введение в различных регионах антиконституционных <?правил регистрации> рассматривается как единственно возможный в ситуации
<?прозрачности> государственных границ инструмент контроля количества и <?качества> мигрантов: <?Если бы Россия, как любое другое
государство, имела нормальные границы, сказал мэр, то необходимости в принятии правил регистрационного учета граждан не было бы>[7].
Не реализованная на уровне государства функция защиты государственной границы делегируется региональным властным структурам, которые
принимают юридические акты, призванные <?компенсировать недостатки федерального законодательства>. Возникающие при этом противоречия
между федеральными законами и практиками административного нормирования миграционных потоков на местах решается в пользу <?защиты
интересов и безопасности местного населения>. <?Считаю принятое решение, - комментировал введение правил регистрации в Москве
заместитель премьера правительства Москвы Александр Брагинский, - хотя и продиктованным чрезвычайными обстоятельствами, но
единственно возможным и отвечающим международной практике. Границы России сегодня чисто символические, прозрачные, и укреплять их
приходится, начиная со столицы. Именно здесь страна практически начинает наводить порядок в важной сфере внутренней жизни - контроле
за миграцией граждан других государств по своей территории. <...> На свободу передвижения мы не посягаем. Единственное наше
желание - не допустить бесконтрольного въезда в Москву лиц, опасных для стабильности и правопорядка в ней. Тем более что статистика
убедительно свидетельствует, что в динамике роста преступности в Москве главная роль принадлежит приезжим. <...> Поэтому пришлось
принимать административные, "милицейские" меры. Перепробовали многие, но других пока не нашлось. Нужно было ограничить, перекрыть
бесконтрольный приток лиц с неправомерным поведением из-за рубежей России, пока он не перешел некоторую критическую отметку>.[8]
Процедура легитимации нарушений Конституции, федеральных законов и международных соглашений (того, что обозначается эвфемизмами
<?милицейские меры>), предполагает прямое обращение к повседневности читателя - <?коренного жителя>, к его личным интересам (личная
безопасность, обеспеченность жильем, работой и т. п.), реализация которых может быть затруднена присутствием <?приезжих>. Соблюдение
отдельных законов и конвенций, призванных защитить права различных категорий <?не местных>, в этом контексте преподносится как
непрактичное, угрожающее безопасности и благосостоянию как государства, так и его граждан (или <?местных жителей>).
Штамп о регистрации в паспорте выступает как критерий законопослушности и добропорядочности человека. Соответственно, отсутствие
такого штампа может быть оценено как факт подозрительный. Однако отсутствие формальных критериев и процедур, в соответствии с
которыми то или иное лицо может быть признано <?опасным для стабильности...>, предполагает массу возможностей для злоупотреблений
властью. В отличие от юридически определенных категорий <?преступник>, <?задержанный по подозрению в совершении преступления>,
категории <?лицо, опасное для стабильности и правопорядка в Москве>, <?нечестный человек> используются как моральная оценка действий
<?лица> и выражает предположение наблюдателя о его дальнейшем поведении. Ограничение возможностей человека на основании таких
предположений представляет собой подрыв основ правового регулирования отношений в обществе. Описание таких мер как <?единственно
возможных и отвечающих международной практике> представляет собой оправдание беззакония.
Критика <?милицейских мер> наталкивается на обвинения в безразличии к интересам <?граждан>: <?Если необходимо для безопасности граждан
и собственных границ приостановить и другие (кроме Бишкекского соглашения 1992 года.- О. К.) международные акты, подписанные Россией
сгоряча, это надо сделать именно сегодня, а поборникам "прав человека", по старинке противопоставляющим государство личности (и тем
самым играющим на разрушение государства), следует подумать о том, что наверняка у тех, кто погиб в собственных домах, тоже были
какие-то права, не говоря уже о праве на жизнь>.[9]
Таким приемом обеспечение личной безопасности ставится в прямую зависимость от обеспечения безопасности национальной. Сомнение в
истинности такой логики рассматривается как <?противопоставление государства личности>- недопустимое действие, направленное на
разрушение государства - того, без которого жизнь человека не мыслится.

<?Хозяева> vs <?гости>

<?Хозяин> и <?гость> представляют собой парные категории[10]. Человек, которого помещают в <?хозяйско-гостевую> систему координат, в
каждой конкретной ситуации должен оказаться одним из двух: <?хозяином> или <?гостем>. Одновременное использование в процессе описания
человека (или группы лиц) обеих категорий- <?гость заявляет, что он здесь хозяин>, <?гости ведут себя по-хозяйски> - означает оценку
позиции данного человека/группы как проблематичной. Назвать <?хозяйским> поведение <?гостя> значит негативно оценить его действия,
сообщить о несправедливости его претензий на те или иные ресурсы.
<?Иногда выходцы из южных республик сами навлекают на себя неудовольствие горожан непривычной для истинных петербуржцев наглостью,
крикливостью, неопрятностью. Это особенно бросается в глаза на рынках города, где торгуют южане. Точно так же как некоторые
представители русскоязычного населения шумной и безудержной беготней по магазинам в свое время усугубили враждебное отношение к нам
как к оккупантам сдержанных по натуре прибалтов. Нельзя, как говорят в народе, соваться со своим уставом в чужой монастырь- надо
уважать чувства и обычаи коренного населения, где бы человек ни находился. Но к чести петербуржцев должен сказать, что в нашем
городе конфликтов на межэтнической почве практически не бывает>.[11]
<?Традиционно Россия (а уж Петербург - в особенности!) была домом для людей всех рас и вероисповеданий. Но если гость приходит в ваш
дом с целью поживиться и, едва войдя, заявляет, что он здесь хозяин, поставить на место - дело чести любого уважающего себя
человека>.[12]
В основании концепции <?порядка в доме> лежит представление о правильных отношениях между <?хозяевами> (<?коренными жителями>) и
<?гостями> (<?мигрантами>, <?приезжими>). <?Гостя> и <?хозяина> связывают отношения субординации, в которых <?хозяину> отведена
доминирующая, <?гостю> подчиненная роль. <?Хозяину> принадлежит неотъемлемое право жить в своем доме, приглашать в него <?гостей> и
выгонять тех из них, кто ведет себя неподобающим образом; право устанавливать правила жизни в доме. <?Гость> же с точки зрения
<?хозяев> представляется объектом контроля, он должен соблюдать требования <?хозяев>.
Претензии <?гостей> на ресурсы <?хозяев> (экономические, властные и т. д.) не признаются легитимными (обоснованными). Возможности
<?гостей> в конкурентной борьбе за ресурсы должны быть ограничены. Такое неравенство возможностей рассматривается как справедливое и
риторически закреплено в словосочетаниях, негативно оценивающих претензии гостей, которые <?хозяйничают>. Неподконтрольная и/или не
одобренная <?хозяевами> активность <?гостей> интерпретируется как попытка перевернуть отношения субординации, стремление нарушить
<?демографический>, <?экономический> и т. п. баланс в свою пользу, как претензия на распоряжение ресурсами, <?по праву принадлежащими
хозяевам>. Стремление <?гостей> следовать своим интересам оценивается как опасное для <?дома> и его <?хозяев>. Нарушение субординации
ассоциируется не просто с трансформацией отношений, но с угрозой самому существованию <?дома>.


-------
Рисунок Виктора Богорада к статье Михаила Рутмана <?Пир незваных гостей>
(Санкт-Петербургские ведомости, 27.10.1999)
---------
Повседневная концепция справедливости, актуализирующаяся при использовании метафоры <?дом>, - это концепция справедливого
распределения ограниченных ресурсов, накопленных в <?доме>. Всевозможные блага: жилье, работа, доступ к социальному, медицинскому
обеспечению и т. п. - описываются как естественно ограниченные (<?всего этого и петербуржцам не хватает>[13]), поэтому должна
существовать процедура отбора людей, имеющих привилегии доступа к ним. В качестве критерия отбора чаще всего становится
<?укорененность>. <?Коренным/местным жителям> отдается предпочтение на том основании, что они якобы больше, чем другие, вложили в
процветание дома: они (или их предки) всю жизнь работали, платили налоги и т. п. и таким образом вносили свой вклад в стабильность и
правопорядок в <?доме>. <?Гостям> же систематически приписывается желание поправить свое материальное положение <?за наш счет>,
сознательное уклонение от соблюдения наших правил (они, например, торгуя на рынках, получают наши деньги и увозят их к себе на
родину, не заплатив налоги, и т. п.). В целом категории <?местные>, <?коренные> представляют собой процедуру дискурсивного наделения
привилегиями доступа к ресурсам, накопленным в доме, а категории <?некоренные>, <?приезжие>, <?гости> и т. п. - способ легитимации
действий, ограничивающих возможности людей.
Использование перечисленных метафор организует восприятие различных конфликтов, возникающих на уровне отдельных людей, как
групповых. <?Гости> и <?хозяева> (<?южане> и <?истине петербуржцы>, <?русские> и <?сдержанные по натуре прибалты>, <?москвичи> и <?некоторые
группы кавказцев>) описываются как представители гомогенных, <?этнических> культур. Предполагается, что, уезжая из <?своего дома> в
<?чужой>, люди перевозят некий багаж установок, знаний, навыков и т. п., которые <?хозяевами> нового дома могут быть оценены как
ненужные, опасные, не соответствующие требованиям нормальной жизни. <?Гости> должны отказаться от такого, ненужного в новом доме,
багажа.
Соблюдение <?устава> <?коренного населения> формулируется как универсальное правило организации нормальной жизни в <?доме>.
Несоответствие поведения <?гостя> новым требованиям рассматривается как провокация. <?Гость> изображается как виновник конфликта, а
<?хозяин> - как втянутая в него жертва.
Рассмотрение <?государства> как частного жилища позволяет признать за официальными структурами, исполняющими роль <?хозяев> в
государстве, право опираться в своих действиях по отношению к <?гостям> (мигрантам) на неформальные правила (или обычаи), как это
делает любой хозяин, к которому в дом пришел гость (в том числе и незваный). Это ведет к пренебрежительному отношению к писаному
праву, оправданию его нарушений стремлением соблюдать интересы <?населения>. При этом происходит закрепление приоритета моральных
обоснований легитимности действий представителей власти над юридическими. Например, нежелание петербургских властей давать статус
беженцев людям, на него претендующим, объясняется просто: <?понятно, конечно, желание городских властей оградить себя от лишней
социальной напряженности - ведь беженцам нужно и жилье, и работа, и социальное обеспечение, а всего этого и петербуржцам не хватает>
[14]. Нарушения Закона <?О беженцах> допустимы, поскольку разрешают противоречие, существующее между содержащимися в нем требованиями
и интересами <?хозяев>/<?петербуржцев>. Иначе говоря, данная метафора позволяет рассматривать юридически установленные процедуры
регулирования отношений в публичном пространстве как необязательные к исполнению, как подчиненные интересам <?хозяев>.
Если же <?хозяином> является каждый из <?местных>, то <?гостям> предъявляется требование подчиняться не только представителям
государственных служб, осуществляющих надзор за соблюдением порядка, но и каждому из нас (<?местных>, <?истинных петербуржцев> и т.
п.) в отдельности. Ваше возмущение по поводу нарушения <?гостями> отношений субординации (<?наглость>, <?крикливость> и т. п.)
рассматривается как <?понятное> и <?справедливое>. Насилие как средство восстановления порядка не только оправдывается, но и
предписывается <?уважающему себя человеку>. <?Гость>, на которого направлены такого рода действия, воспринимается как разрушитель
легитимного порядка; безопасность <?коренных жителей>, стабильность их жизни ставится в прямую зависимость от эффективности борьбы с
ним. Несогласию <?гостя> не остается места. Так как мы <?традиционно> толерантны и терпимы к тем, кто соблюдает наши правила, то у
него нет <?реальных> оснований для недовольства.

Право vs интересы

Язык не является простым зеркалом социальной реальности, он - активная творческая сила, во многом формирующая объекты, о которых мы
говорим (М.Фуко). Так в основании <?реальных> дискриминационных действий лежат способы описания действительности, в которых та или
иная категория людей воспринимается как угрожающая нашему благополучию[15].
Рассмотрение миграционных процессов по аналогии с хождением в гости избавляет от необходимости объяснения социальной природы и
последствий миграционных процессов. Сложные отношения и процессы сводятся к примитивным формулам, оправдывающим применение силы
государственного принуждения для защиты <?интересов> определенной категории населения, чем подрываются основания правовой
регламентации жизни общества.


--------------------------------------------------------------------------------
[1] В статье излагаются некоторые результаты коллективного исследования российской прессы 1990-х годов <?Кавказцы в крупном городе:
интеграция на фоне ксенофобии>, проведенного ЦНСИ при финансовой поддержке фонда Дж. и К. МакАртуров.

[2] Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Язык и моделирование социального взаимодействия / Ред. В. Петров.
Благовещенский гуманитарный колледж им.И. А. Бодуэна де Куртене. М., 1998. С. 126-170.

[3] В качестве эмпирического материала для исследования было использовано около 300 статей, опубликованных в газетах <?Известия>,
<?Независимая газета>, <?Общая газета>, <?Российские вести>, <?Российская газета>, <?Сегодня>, <?Санкт-Петербургские ведомости>, <?Невское
время>, <?Петербургский час пик>, <?Смена> (Санкт-Петербург) в 1992-1999 годах. Критерием отбора текстов для анализа было наличие в
них <?этнических> (<?армяне>, <?азербайджанцы>, <?грузины> и т. п.) и <?квазиэтнических> категорий (<?лица кавказской/южной
национальности>, <?кавказцы>, <?горцы> и т. п.). Кроме того, в текстах должна была описываться ситуация в <?русских> городах.

[4] Независимая газета. 02.10.1999.

[5] Там же.

[6] Смена. 16.12.1997.

[7] Невское время. 25.11.1993.

[8] Российские вести. 3.12.1993.

[9] Независимая газета. 02.10.1999.

[10] Sacks H. Lectures on Conversation / Ed. G. Jefferson. Blackwell, 1992. Vol. 1.

[11] Вечерний Петербург. 8.09.1995 (интервью В. Ягья).

[12] Санкт-Петербургские ведомости.27.10.99.

[13] Смена. 29.07.1995.

[14] Смена. 29.07.1995.

[15] Dijk van T. A. Elite Discourse and Racism. Beverly Hills, CA, 1993