Истратил лучшие годы на ложь. Ложь во благо - так не бывает. Ложь - это ложь. Это не имеет отношения к журналистике. День за днем ты врал. Это было твоей профессией. Не буду заниматься, не буду служить и поддерживать власть. Отрекся, раскаялся и никогда не вру.
(Владимир Познер о себе)
1. Начало.
Владимир Познер родился во Франции первого апреля 1934 года. Мать - гражданка Франции. Отец нашего героя, Владимир Александрович Познер, был сыном эмигрантов, которые покинули советскую Россию в 1922 году когда ему было 14 лет. Окончив русско-французский лицей, учрежденный в Париже для детей эмигрантов, Познер-старший начал работать в американской компании Метро Голдвин. Вопреки распространенному заблуждению отец Владимира Познера никак не был связан с литературой, хотя его часто путают с двоюродным братом - писателем и публицистом.
Родители (мать - француженка и отец - иммигрант из России) не были расписаны, и до пяти лет маленький Володя считался незаконнорожденным. Мать увезла трехмесячного Познера в США, где устроилась работать монтажером во французском отделении кинокомпании Парамаунт. Лишь в 1939 году отец забрал семью снова во Францию, где родители официально зарегистрировали свой брак. Но уже через два года, жизнь в Вишистской Франции стала для них невозможной. Отец будущий телезвезды не скрывал своих просоветских и прокоммунистических симпатий, и семья Познеров снова переезжает в США.
В Америке Познеры прожили до 1949 года. В 1945 году у них родился еще один мальчик - Павел. Семья жила весьма неплохо, поскольку Познер-старший зарабатывал в год до 250 тысяч долларов - немалые по тем временам деньги. А наш герой учился в дорогой частной школе, о чём с ностальгией вспоминает и по сей день.
Америка дорога Познеру тем, что давала ему уют и комфорт и обеспеченность - ничего более. Вот что он говорит сам: <?Что касается Нью-Йорка, то, пожалуй, этот город ближе всех остальных: я там вырос, ходил в школу. Правда, говоря о Нью-Йорке, я имею в виду его сердцевину - остров Манхэттен, а остальные районы - Бронкс, Бруклин, Квинс - для меня абсолютно чужие>.
2.
В 1946 году состоялось знаменитое выступление Черчилля в Фултоне, положившее начало "холодной войне" и резкому ухудшению отношений между Советским Союзом и Америкой. Начались печально известные годы <?маккартизма>, период жестких преследований левой и прокоммунистической интеллигенции. Это сразу же сказалось на положении семьи. <?Многие друзья перестали нам звонить, - с обидой вспоминает сам Познер, - так как к ним приходили из ФБР и расспрашивали о моем отце. Мы были вынуждены оставить нашу шикарную двухэтажную квартиру. И перебрались в другую квартиру, но она была настолько мала, что жить там вчетвером было невозможно: В стране царил антисоветизм; в школе со мной дрались, потому что я не стеснялся повторять то, что говорил мой отец:Оставаться в Америке больше было нельзя, и родители решили, что мы уедем во Францию. Однако сделать это они не смогли. Один человек, ненавидевший отца, написал на него донос во французское Министерство иностранных дел, в котором сообщил, что мой отец - подрывной элемент, советский разведчик. И французы отказали отцу в визе>.
Обвинения в адрес отца героя не были лживым поклепом. Познер-старший действительно верно служил своим коммунистическим идеалам и советской Родине, поставляя ценную информацию разведслужбам СССР под псевдонимом Каллистрат (кстати, во время оккупации Франции он некоторое время помогал французскому Сопротивлению). А потому пропасть Познерам не дали. <?Мой отец, - вспоминает Владимир Познер, - вдруг получил приглашение от советского правительства занять весьма приличную должность в "Совэкспортфильме", организации, которая находилась в Берлине, в советской зоне оккупации>.
Поскольку в дальнейших планах Познера-старшего значилось возвращение на родину - в СССР, 15-летний Володя усиленно учил совершенно незнакомый ему русский язык в школе для детей немецких политэмигрантов.
Сам Познер вспоминает об этом периоде своей жизни: <?Я поступил в эту школу и проучился там два года, окончив восьмой и девятый классы. Выпускники этой школы не получали аттестата зрелости - их, будущих руководителей ГДР, и без этого направляли на учебу в высшие учебные заведения Советского Союза. Но я-то был в другом положении, и мне был необходим аттестат. Поэтому меня устроили еще в одну школу - при полевой почте. Здесь учились взрослые люди - советские офицеры, сержанты и старшины, которым война помешала получить среднее образование.
Первое время я очень плохо себя там чувствовал. Но оказалось, что те, с кем я учился, были необыкновенными и, я бы даже сказал, душевно тонкими людьми. Я тогда еще неважно говорил по-русски, и это меня порой доводило. Однажды, например, учительница попросила меня прочитать вслух параграф из учебника физики, в котором говорилось о свойствах соленоида. И в этом слове я сделал неправильное ударение. Это слово в том параграфе повторялось несколько раз, и в конце концов один из офицеров, майор, громко расхохотался. Я готов был провалиться сквозь землю, поскольку у меня был комплекс из-за того, что я делаю ошибки в русском. Я замолк, и тогда другой офицер, капитан Бурков, встал и говорит мне: "Ну-ка выйди из класса". Я вышел. Закрыл дверь и вдруг услышал потрясающий, виртуозный мат... Длилось это, наверное, минут пять. Потом открылась дверь, и меня позвали в класс. Офицер, который смеялся надо мной, стоял белый, с трясущимися губами. Когда я вошел, он извинился передо мной. А учительница, сделав вид, что ничего не слышала, сказала мне: "Читай дальше".
Эти, казалось бы грубые, прошедшие войну люди сразу поняли, что я должен был испытать, услышав, как надо мной смеются. И они тут же встали на мою защиту. И потом постоянно меня опекали и даже брали с собой в армейскую столовую... Там, кстати, я впервые в жизни выпил стакан водки. Эти люди все время старались дать мне понять: ты свой. Это было замечательно, и я им за это бесконечно благодарен>.
Стакан водки, поднесённый <?грубыми, но добрыми> советскими офицерами несовершеннолетнему мальчишке (если он действительно был - стали бы офицеры, матерившие друг друга из-за нанесённой пареньку обиды, спаивать его? Да ещё <?стаканами>?) - вещь, безусловно ужасная. Не менее ужасная, чем то, как встретила его новая Родина: <?И вот Брест. Серый холодный день, я смотрел в окно и видел много военных, офицеров в папахах. Я очень хорошо помню их лица. Они мне показались звероватыми, неприветливыми. Я начал бояться, что произошла какая-то ошибка. Я отгонял это чувство, мешавшее моему счастью, но я видел, что приехал во что-то холодное, серое, страшное, жестокое>.
3. Дым Отечества:
Познер-отец и в Союзе продолжал работать в киноиндустрии: ездил в Германию по линии "Совэкспортфильма", а позже работал в Госкино. Он был инициатором создания "Экспериментальной творческой киностудии" (ЭТК), где стал ее директором, а художественным руководителем был назначен Григорий Чухрай. Одним из первых фильмов, снятых на этой киностудии стала культовая лента - "Белое солнце пустыни". Не все, конечно, у отца нашего героя складывалось гладко. Тем не менее, до своей смерти, вспоминает Познер, он никому не позволял ругать советскую власть.
Теперь Познер утверждает, что из-за своей еврейской фамилии его отказывались принимать в МГУ, но, видимо, <?отказывались> не сочень упорно, т.к. в 1953 году наш герой - студент биологического факультета, увлеченный теорией рефлексов Павлова. Правда, увлечение это было недолгим, и вскоре перед Познером-студентом замаячила реальная угроза отчисления за неуспеваемость. В одну сессию он завалил два экзамена из трех да к тому же по его собственному утверждению, позволял себе антисоветские выпады и оказался замешан в политическом скандале - вместе с группой студентов осудил подавление советскими войсками венгерского восстания в 56-м году. Короче, Познера собирались исключать из МГУ. Наш герой объясняет этот бесшабашный период в своей жизни неким роковым увлечением, на сей раз не научным, а романтическим (он сблизился с женщиной на пятнадцать лет его старше). Но, как бы там ни было, Володя Познер однажды утром посмотрел на себя в зеркало и понял, что армейская прическа ему не идет. В военкомате ему сказали, что его собираются забирать на флот, где в то время служили по 5 лет.
Перспектива жевать ленточки от бескозырки нашему герою не улыбалась. Он запаниковал по-настоящему... Даже потенциальная возможность оказаться на военной службе была для него столь ужасной, что Познер всерьез подумывал о том, чтобы навсегда уехать из Советского Союза. Особенно сильно эти мысли овладели им летом 57-го, когда в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов и Познер встретился с американцами. Эта встреча мгновенно воскресила в его памяти те годы, когда он безмятежно и сытно жил в США. Мечта вернуться обратно в Америку овладела им с новой силой. И лишь угроза отца, который <?пообещал мне, что, если я попытаюсь уехать, то с помощью КГБ добьется того, чтобы меня арестовали> сохранила для отчества его неверного сына. (Этого сын отцу так и не простил: впоследствии он воровал и вскрывал его личные письма). Позднее Познер откровенно признается: <?Я понимал, что не родной этой стране, она не часть меня, и я не ее часть>. Это, кстати, необходимо понимать сейчас, когда Познер учит нас жить, во всём послушно соглашаясь с <?цивилизованными странами>.
4. <?Светлый путь> в журналистику.
Биологом, как мы видели, Познер был ещё тем, но знание иностранных языков пошло ему на пользу. В 1959 г. через год окончания университета Познер устроился литературным секретарем к известному поэту Самуилу Яковлевичу Маршаку. <?На самом деле я был просто писарем, который отвечал на письма из Англии, Франции, Америки>, - вспоминает Познер. И, конечно же, скромничает: он был не просто <?писарем>, а учеником Самуила Яковлевича в нелегком деле перевода англоязычной поэзии на русский язык. Учеником, сильно удивившим своего учителя. Хотя слово <?удивил>, может быть, не совсем полно отражает всей гаммы эмоций, которое вызвало его <?творчество> у Маршака. Об этой истории сам Познер вспоминает неохотно и каждый раз объясняет её по-разному. После многомесячного кропотливого труда Познеру удалось наконец сделать переводы целых четырех стихотворений, с которыми честолюбивый <?ученик>, после одобрения мэтра, тут же помчался в журнал <?Новый мир>. В редакцию запыхавшийся Познер прибежал уже с восемью переводами, так как еще четыре выкрал у Маршака из стола (одно из объяснений Познера: <?будучи человеком ироничного склада, на всякий случай перепечатал еще четыре стихотворения - уже в переводе Маршака>). Обман, однако, стал вскоре известен Маршаку и <?молодое дарование> с <?ироничным складом> (в другой транскрипции Познера - с <?авантюрным>) вынуждено было подыскивать себе другую работу. <?Конечно, я схулиганил, но получил большое удовольствие>, - вспоминает об этой истории Познер. (Теперь нам, по крайней мере, стало понятно, от чего он получает удовольствие.)
Работая у Маршака, Познер сумел завязать полезные знакомства и вскоре после своего ухода устроился на должность старшего редактора в только что созданное Агентство печати "Новости" с большим по тем временам окладом. Познер попал в так называемую Главную редакцию политических публикаций. <?Мы, - вспоминает Познер, - занимались написанием статей, которые печатались в выходящих в Азии, Африке и Латинской Америке изданиях под фамилиями местных журналистов. Это была своеобразная идеологическая диверсия Советского Союза>. Редакция работала под стальной крышей КГБ, который по вполне понятным причинам старался жестко контролировать загранпоездки сотрудников. Познер на долгое время стал <?невыездным>, и до сих пор не может простить этой чудовищной жестокости советскому строю.
В феврале 1970 года Познер сменил место работы - он стал комментатором Главной редакции радиовещания на США и Англию Гостелерадио СССР.
По воспоминанием бессменного ведущего советского Иновещания Иосифа Адамова: <?Он писал ежедневные комментарии. И очень скучно. Посмотрите - вот рейтинг программ <?Иновещания>, сделанный где-то перед тем как Познер ушел с радио. Моя передача <?Почтовый ящик> - 190 голосов, на втором месте <?Новости> - 127 голосов, а вот у Познера - 57 голосов. В 3,3 раза меньше, чем у моей программы. А ведь он выступал каждый день. Он, на мой взгляд, до своей программы <?Времена> ничего интересного на телевидении и не сделал. Познер показал себя умелым следователем. Допрашивать он умеет: По правде сказать, не очень любили его на радио. Вообще есть вещи, которые неприятны в людях>.
В конце 70-х годов Познеру наконец удалось получить возможность выезда за границу. Он посетил Францию, США и ряд других западных стран. Более того, после 79-го года он начал часто появляться на американском телевидении, активно пропагандирую советский образ жизни. Инициатором появления Познера на американских голубых экранах стала заведующая московским бюро Эй-би-си, которая однажды решила, что хватит показывать диссидентов, надо дать слово простому лояльному советскому человеку и пригласила нашего героя на программу <?Ночная линия> - Nigt Line.
5. <?Новое мЫшление>.
В июле 1986 года в жизни Познера произошел крутой поворот - Познер принял предложение Главного управления внешних сношений ЦТ и провел первый в истории телемост - <?Ленинград - Сиэтл>. Затем был второй телемост между женщинами Бостона и Ленинграда, который подарил нам коронную фразу, запущенную некой дамой: <?У нас в СССР секса нет> (окончание фразы <?на телевидении> потонуло во взрыве хохота). Потом Познер сделал несколько разовых передач, после чего в конце 1987 года у него появилась собственная программа - <?Воскресный вечер с Владимиром Познером> на московском канале.
Профессиональный уровень Познера рос день ото дня. Стоит отметить такой факт: по итогам обширного социологического исследования за 1989 год <?Политические обозреватели и комментаторы информационных передач ЦТ в оценках московской аудитории> Владимир Познер был признан тележурналистом ? 1.
В начале 1990 года Познер стал вести еще одну передачу - на втором канале под названием <?Квадратура круга> (о межнациональных отношениях). Однако в сетке вещания ЦТ она продержалась недолго и исчезла. В апреле 1991 года, когда у руля ЦТ стоял Л. Кравченко, стало окончательно понятно, что наибольшие перспективы <?профессионального> (читай - материального) роста будут у тех работников СМИ, кто вовремя переметнется на нарождающееся <?частное> вещание. Многие популярные ведущие скопом покидали <?Останкино>. Ушел <?на вольные хлеба> и Познер.
Его уход из ВГТРК и неприход на РГК вовсе не означал его желания навсегда исчезнуть с телевизионных экранов. Уходя, Познер добился принципиальной договоренности о дальнейшем сотрудничестве сразу с обеими компаниями. А пока он созвонился со своим старым приятелем Филом Донахью и предложил ему вместе делать передачу в Америке. Тот согласился, и вскоре мечта нашего героя о сытной и обеспеченной жизни за океаном стала реальностью: они вместе с женой уехали в США. Там популярный ведущий прожил несколько лет, периодически появляясь и на российских экранах (на РТР одно время выходила передача <?Америка Владимира Познера>). Но в середине 90-х передача Познера и Донахью была закрыта. Почему? Послушаем самого Познера:
<?Наш контракт надо было возобновлять каждый год. И вот в очередной раз нас приглашает президент кабельного канала и говорит: <?Я собираюсь продлить ваш контракт, но есть несколько условий>. (Здесь надо сказать, что Фил считается в Америке либералом, там сейчас это ругательное слово, а меня вообще записали в левые.) И начинает нам рассказывать, что мы можем говорить, чего не можем и т. д. Мы встали и ушли. И больше не вернулись. Интересно, что ничего особенно неприемлемого мы себе не позволяли. Как-то, рассуждая об интервенции японских машин на американский рынок, мы сказали, что не надо нападать на японцев, надо лучше делать американские машины. И сразу же обе автомобильные фирмы, дававшие рекламу в нашей программе, ее отозвали. Вот как осуществляется цензура в рыночном варианте, без всяких ЦК и Политбюро. Так что не стоит уж очень всерьез воспринимать разговоры о свободе слова в Америке...>.
Находясь в Америке, Познер вскоре получил приглашение от компании <?АТВ> выпускать самостоятельную передачу под названием <?Мы>. Поскольку заработать в Америке больше ничего не удавалось, Познер с женой, сделав несколько выпусков, наконец окончательно вернулись в Россию (которая, хоть так и не стала для него своей, но позволяла жить вполне безбедно:). А в начале 1996 года на свет родился еще один проект, в котором принял участие Познер - программа <?Человек в маске>. В середине 1999 года программа закрылась - уехала его создательница и ведущая Мэри Назари. Что касается Познера, то он без работы, конечно же, не остался. С сентября 1999 по март 2000 год - автор и ведущий программы <?Мы и время>.
С ноября 2002 в эфир выходит программа <?Времена>. Это исключительно важный и тщательно раскручиваемый в современном медиапространстве РФ проект, которому придаётся большое политическое (и коммерческое - без этого сегодня никак) значение. Сам Познер так оценивает его уровень: <?совсем недавно мне позвонил член Академии наук и сказал, что <?Времена> делаются на очень высоком интеллектуальном уровне>. И это чистая правда - уровень подготовки этих передач очень высокий. В этом сможет убедиться каждый, изучив аналитические материалы по данной программе:
Я научился быть хамелеоном. Я ничего не могу делать так, как хочу. Я очень хорошо понимаю российский менталитет, другое дело, что он не мой. Терпеть не могу бытовые проблемы. Машина нужна хорошая. Одежда дорогая, качественная - чтобы пиджак не морщился в плечах, пуговицы не болтались, нитки не торчали и т. п.
О себе как о гражданине.
Родины, в обычном понимании этого слова, у меня нет. Я : не родной этой стране, она не часть меня, и я не ее часть.
О России (СССР).
По-моему мнению, советский строй не позволял человеку быть журналистом: Я очень благодарен Михаилу Сергеевичу за то, что он изменил мою жизнь. Сперва надо стать нормальной страной, привести в порядок экономику, социальную сферу, а потом уже ставить перед собой иные задачи. И обязательно умерить гонор. Считаю, что имею определенные обязательства перед этой страной, - хочется помочь людям выбраться из, как бы это помягче сказать, того тяжелого положения, в котором большинство пребывают. В нашей стране вообще, как и в журналистском сообществе, нет солидарности. Прошлым летом я был во Франции и видел, как к забастовке водителей грузовиков присоединились водители "скорой помощи", таксисты. Они бастовали против высоких цен на бензин, хоть и бастовать было неудобно. У нас же, когда в города перестали подавать тепло и люди перекрыли трассу, их чуть не побили. У нас свойственно всем защищать только себя.
О своей профессии.
Журналист, поступающий неэтично, то есть обманывающий публику, уже не профессионал. Если журналист, выполняя чей-то заказ, использует информацию в определенных целях, он перестает быть журналистом. Это уже пропаганда. Мне, конечно, неприятно, что журналистов контролируют люди, для которых телевидение - всего лишь часть крупного бизнеса, средство добывания денег и политический инструмент, но факт есть факт. Сила ТВ столь велика, что если зрителям изо дня в день показывать один и тот же лошадиный зад - будут узнавать и его.
Об Америке.
Не стоит уж очень всерьез воспринимать разговоры о свободе слова в Америке. Живи я в Америке, голосовал бы за Гора: если к власти придет Буш, то в американском обществе пострадают гомосексуалисты, а у женщин отнимут право на аборт.
Своё отношение к наркотикам.
Берется марихуана в одну руку и бумага в другую - и курится. Я могу сказать, что если ты в обществе приятных людей, то еще более приятно. Вообще обострение чувств и ощущений. Скажем, музыку я слушал, и так, как я ее слышал тогда, я больше ее не слышал.