| | От | mina |  |
| К | All |  |
| Дата | 17.09.2008 11:06:47 |  |
| Рубрики | Современность; Флот; |  |
Из мемуаров адмирала Амелько – много и очень интересного, много и от лукавого ….
Защита диссертации
Главнокомандующий ВМФ издал распоряжение, чтобы все командующие флотами один раз в году выступили перед слушателями и профессорско-преподавательским составом Военно-морской академии с тем, чтобы ознакомить их с положением на флотах. Я счел это серьезным делом и подготовил выступление, в котором охарактеризовал военно-политическую обстановку в Азиатско-Тихоокеанском регионе, противостояние военно-мор¬ских сил там, иллюстрируя выступление схемами и таблицами. Мое выступление произвело впечатление, а начальник академии адмирал Ю.А. Пантелеев и заместитель по науке адмирал В.А. Алафузов даже заявили мне, что мое выступление — это почти готовая диссертация. Предложили доработать, назначили руководителя, и через два месяца я защитился в академии. В скором времени мне было присвоено ученое звание «кандидат военно-морских наук».
Что касается отношений с С.Г. Горшковым, то иной раз мы с ним спорили по флотским делам, чего он просто не перено¬сил. Я не соглашался, например, с его мнением о месте строи¬тельства городка морской пехоты, защищенного командного пункта флота, по поводу назначения командиров соединений, повседневной деятельности флота. Тем не менее могу смело сказать, ко мне он относился неплохо и считал хорошим ко¬мандующим флотом.
И вот, посетив наш флот в 1969 году, Горшков сказал мне, что в ВМФ плохо обстоит дело со слежением за иностранными подводными лодками. Наши противолодочные силы, их акусти¬ка, средства подводного наблюдения ниже всякого уровня.
Поэтому по решению правительства и приказу министра оборо¬ны введена должность заместителя Главнокомандующего Воен¬но-Морским Флотом по противолодочным силам — начальника противолодочных сил ВМФ. И подытожил:
— Я решил представить тебя на эту должность, ты уже на флоте 14 лет, пора тебе переходить в Москву.
Я, выдержав паузу, заметил, что должность по названию длинна и малопонятна, и продолжал:
— Если вы спрашиваете мое мнение, — а это в моей служ¬бе впервые, — то я категорически отказываюсь. Мне долж¬ность комфлотом интересна, особых претензий ни министр обороны, ни вы ко мне не имеете, и я хотел бы и дальше командовать флотом.
Через две недели я получил приказ явиться в Москву, в ЦК-КПСС. Звонил Н.И. Савинкин. Прибыл в Москву. Явился к С Г Горшкову, который переговорил по телефону с Н.И. Савинкиным, приглашавшим меня явиться к нему на беседу.
Беседа была короткой. Один вопрос:
— Почему ты отказываешься от должности заместителя Главкома ВМФ?
Я ответил в том же духе, что и Главкому. Савинкин сказал, чтобы я подождал, и вышел. Возвратился он минут через два¬дцать и сказал:
— Пойдем к Леониду Ильичу.
Вошли в кабинет, я представился. Брежнев взял со стола бумагу и прочел:
— У нас плохо отстоит дело с борьбой с иностранными подводными лодками. Мы решили поручить исправить это дело тебе.
Я с небольшой паузой ответил:
— Спасибо за доверие. Я постараюсь ваше доверие оправ¬дать.
— Ну, старайся.
Поздравил с назначением, вышел из-за стола и пожал руку. Добавил:
— Желаю успеха.
Я повернулся и пошел на выход. Брежнев вдруг остановил меня и спросил:
— А мне доложили, что ты отказывался от этой должности?
Я ответил:
— Товарищ Верховный Главнокомандующий, я знаю, где можно отказываться, а где не положено.
— Вот это правильно, — заключил Брежнев. На этом аудиенция закончилась.
В главкомате ВМФ
Приказом Министерства обороны от 3 марта 1969 года я был назначен заместителем Главкома и вместе с Владимиром Афанасьевичем Касатоновым, присутствовавшим при передаче дел Н.И. Смирнову, отбыл в Москву. На аэродроме меня про¬вожали почти все офицеры штаба, председатель крайисполкома Г.Н. Балакин, председатель горсовета, члены бюро крайкома.
Самолет взлетел, а я, без стеснения признаюсь в этом запла¬кал. Владимир Афанасьевич, человек очень чуткий, вечная ему память, обнял меня и сказал:
— Я тебя понимаю, успокойся, все пройдет.
Прибыв в Москву, вступил в должность. Вскоре состоялся разговор с С.Г. Горшковым.
— С чего мне начинать? Ведь положения о моей должности нет.
Он посоветовал:
— Вот и начни с положения о заместителе главкома — начальнике противолодочных сил, создай себе управление из 15 человек, а потом приступай к составлению постановления ЦК КПСС и СМ СССР о развитии противолодочных сил и средств.
Сама задача, да и подготовка такого постановления — дело очень трудное, потому что при наличии такого большого коли¬чества кораблей и подводных лодок, оснащение их гидроакусти¬кой требует более высокого уровня, чем было у нас. Дело в том, что наши корабли и лодки имели весьма большие уровни собственных помех, к этому следует добавить очень большие весогабаритные характеристики. Иначе говоря, в смысле под¬водного слежения они были, по сути, слепыми. Авиация счита¬лась противолодочной, но кроме магнитометра, не способного обнаружить чужую подводную лодку, особенно на больших глубинах, ничего другого не имела. Следовательно, в постанов¬лении надо было предусмотреть не только создание в необхо¬димом количестве кораблей и подводных лодок с наименьшими уровнями шумов, но и разработку новых акустических станций, дать задание науке на создание неакустических средств обнару¬жения подводных целей. Потом все это согласовать с минист¬рами оборонных отраслей промышленности, конструкторскими бюро, научными учреждениями, а это, как известно, всегда исключительно труднорешаемые вопросы. Министры «оборон¬ки», как теперь принято называть оборонную промышленность, прежде всего яростно защищали свои ведомственные интересы. Они были противниками любых новшеств. Точно так же они восприняли новые требования ВМФ. Это относится к бывшим министрам Афанасьеву, Белоусову, Егорову, Плешакову и мно¬гим другим. К тому же они имели надежную защиту в ЦК КПСС в лице Д.Ф. Устинова и его аппарата и многих других. Для них главным было выполнение промышленностью годовых планов, да еще рапорт об этом.
Правда, Горшков успокаивал меня:
— Тебя все знают, ты способен дойти в любой организации до любого высшего должностного лица, вот и согласовывай.
Нам пришлось бегать и доказывать свою правоту во всех министерствах, в ВПК, конструкторских бюро, институтах, Академии наук СССР. Одновременно шла работа над инструк¬цией по тактике действий противолодочных сил. Наконец, 21 апреля 1977 года Постановление ЦК КПСС и Совета Минист¬ров СССР «О развитии противолодочных сил и средств» было подписано. Началось создание сил и средств. Ежегодно проводи¬лись операции по поиску американских ПЛАРБ на флотах, в Средиземном море и Индийском океане. С этой целью были задействованы корабли, подводные лодки и авиация с парал¬лельным испытанием вновь создаваемых противолодочных средств.
Едва я появился в Москве, как злые языки, особенно подхалимы, окружавшие адмирала Горшкова, стали распространять слух, будто Амелько прибыл на смену главкома Горшкова. Последний, будучи человеком самолюбивым и властным, счи¬тавшим себя непререкаемым авторитетом в вопросах, касаю¬щихся Военно-Морского Флота, резко изменил ко мне отноше¬ние. Он болезненно реагировал на мои критические высказыва¬ния по поводу жизни и деятельности ВМФ, особенно по кораблестроению.
В марте 1978 года меня пригласил начальник Генерального штаба маршал Огарков. Николай Васильевич предложил перей¬ти в Генштаб его помощником по Военно-Морскому Флоту.
Я поблагодарил за доверие, но сразу же сказал, что «помощник» это, на мои взгляд, что-то вроде адъютанта, как у гра¬жданских министров, без прав и собственного мнения.
— Если уж вы хотите меня взять, то сделайте эту долж¬ность заместителем начальника Генерального штаба, — предло¬жил я.
Он пообещал, и через год должность помощника была изме¬нена на должность заместителя. Я задал Огаркову вопрос:
— А как на это посмотрит Горшков?
Он ответил, что с ним уже был разговор, он выразил свое согласие с явным удовлетворением. Ну, а я с не меньшим удов¬летворением перешел от Горшкова к Огаркову. Это удовлетво¬рение я испытывал почти все девять лет, вплоть до ухода в отставку.
В Генеральном штабе Вооруженных Сил СССР
Служба в Генеральном штабе была трудной, но интересной и успешной, чему прежде всего способствовал очень дружный коллектив опытных генералов. Сам маршал Огарков был исклю¬чительно доброжелательным и эрудированным человеком, при¬чем не только в военной области. Он всегда был внимателен к подчиненным, четко исполнял распоряжения министра и дирек¬тивы правительства. Уважительно Николай Васильевич относил¬ся и к ученым, конструкторам и всем, с кем ему вообще при¬ходилось иметь дело. Такими же качествами обладали его за¬местители — начальник ГОУ генерал-полковник Валентин Иванович Варенников, начальник связи маршал войск связи Андрей Иванович Белов, начальник ТОМУ генерал-полковник Виктор Яковлевич Аболинс, начальник ГРУ генерал армии Петр Иванович Ивашутин, начальник 10-го главного управления гене¬рал-полковник Николай Александрович Зотов, генерал-полков¬ник Махмут Ахметович Гареев, который занимался в Министер¬стве обороны оперативной подготовкой. Все они относились ко мне доброжелательно, а главное, понимали нужды флота и по¬могали флоту. Об Ахромееве, который тогда был первым замес¬тителем начальника Генштаба, я расскажу чуть позже.
Работа Генерального штаба шла слаженно и продуктивно. Для решения сложных вопросов Николай Васильевич вызывал к себе всех нас, своих заместителей, излагал суть вопроса или проблемы, которые предстояло решить, и свое мнение по этому поводу. Обсуждение начиналось обычно с высказывания каж¬дым своего мнения. Зачастую разгорался спор, даже с исполь¬зованием «неприличных прилагательных», а попросту ругани. Николай Васильевич, сам принимавший участие в споре, это допускал. Наконец, приходили к единому варианту, после чего Николай Васильевич его окончательно формулировал. Отныне для всех нас это уже был закон, и мы все проводили его в жизнь. Так было до смерти Андрея Антоновича Гречко, кото¬рому Огарков как начальник Генерального штаба докладывал в случае необходимости, и тот, как правило, со всем соглашался.
Но вот пришел новый министр — Дмитрий Федорович Ус¬тинов, в одночасье ставший к тому же маршалом Советского Союза, одновременно он продолжал оставаться секретарем ЦК КПСС по военной промышленности. Людям, не знавшим его, он казался добрым, а на самом деле это был себялюбец, злой, к тому же с сильно развитым волюнтаризмом. Понимая свою некомпетентность в военных вопросах, он полностью опирался на мнение других, но не работников Генерального штаба и военных научно-исследовательских институтов, а министров-оборонщиков, генеральных конструкторов, директоров заводов. Второй этаж Генерального штаба, где располагались его апарта¬менты, всегда был заполнен этими людьми. Едва выслушав их предложения по новому вооружению, Устинов тут же принимал их предложения, а потом всего лишь информировал Генштаб, который он воспринимал как свою канцелярию, то есть никакие наши возражения не принимались в расчет.
Разумеется, он окружил себя подхалимами (да простит меня Бог, что я говорю так о покойном, но это было именно так). По вопросам флота главным советчиком у него был его офицер для особых поручений — Свет Савич Турунов. Когда-то после окончания Военно-морского училища имени Дзержинского он в звании инженер-лейтенанта был назначен младшим военпредом на завод «Большевик», где директором был Устинов. Он-то и приблизил Турунова к своей особе, сделал вроде адъютанта а потом таскал за собой по всем местам своей службы в Мини¬стерство боеприпасов, в Совнархоз, в ЦК КПСС, причем все в той же ипостаси, но в звании капитана 1-го ранга, а когда Устинов был назначен министром обороны, Турунов стал пол¬ным адмиралом, не прослужив на флоте, на кораблях, по сути, ни единого дня в ответственной должности.
Вторым морским авторитетом для Устинова был Горшков, и это, на мой взгляд, вполне резонно, так как Горшков был Главнокомандующим ВМФ. Кстати, Горшков всегда умел дру¬жить с начальством — и с Г.К. Жуковым, не любившим флот, и с Н.С. Хрущевым. Но в период этой «дружбы» было уничто¬жено большое количество новейших кораблей, семь крейсеров, которые тогда строились и уже находились в высокой степени готовности, почти вся авиация, находившая в состав ВВС флотов и обученная для действий по морским целям, ликвидирована Амурская флотилия, а ее мониторы со 130-мм орудиями разре¬заны на металлолом. В ту пору многие командующие флотами возмущались, в том числе и я, а главнокомандующий ВМФ Горшков молчал и даже подражал Жукову, который в поездке по флотам десятками снимал с должностей и нерадивых, и достойных командиров кораблей и соединений.
Устинова и Горшкова объединяли общие взгляды на флот и его развитие, а сводились они, по сути, к следующему: «Если есть у американцев, должно быть и у нас». Такие непременные условия для столь дорогого вида Вооруженных Сил, как целе¬сообразность, эффективность, стоимость, оба они не признава¬ли. Как только и Жуков, и Хрущев покинули свои руководящие посты, началось бурное строительство новых кораблей, подвод¬ных лодок, создание новых видов вооружения. Однако цели у Устинова и Горшкова были разные. Первый, будучи еще чле¬ном Политбюро КПСС, прежде всего был озабочен предельной загрузкой военно-промышленного комплекса, а Горшков, стремился догнать ВМС США и по количеству, и по качеству кораблей, благо в финансах недостатка не было. Конечно, мы, моряки, были рады, что флот растет бурно. Что касается ко¬личества, то мы даже перегнали Америку, а вот с качеством дело обстояло плохо. В первую очередь нас мучили весогабаритные характеристики. Наши корабли и подводные лодки были большого водоизмещения, с громоздким вооружением, тактико-технические данные которого по точности, дальности и шумности оставляли желать много лучшего. Не получалось у нас и с автоматизированными системами управления.
Мы знали все эти недостатки, в том числе и Сергей Геор¬гиевич Горшков. А стремление добиться лучшего вело лишь все к новым и новым проектам и заказам промышленности, что приводило к нетерпимой для флотов многотипности проектов. Например, у меня на Тихоокеанском флоте были 22 типа под¬водных лодок. Это затрудняло их использование, производство ремонта, отражалось на подготовке личного состава. Строились корабли и лодки очень малыми сериями, а иногда в единствен¬ном экземпляре. Следует отдать должное Сергею Георгиевичу. За те многие годы, что он командовал ВМФ, удалось создать ряд очень хороших и нужных флоту кораблей: десантные, которых ранее у нас вообще не было, сторожевики проекта 1135, БПК проекта 61, малые ракетные корабли, корабли на воздушной подушке, подводные лодки с баллистическими раке¬тами, подводные лодки проекта 949 с мощными крылатыми ракетами и с большой дальностью полета. Расчеты показали, а учения подтвердили, что одна такая подводная лодка способна уничтожить любой авианосец потенциального противника с большим охранением, при этом наша лодка расходовала только две трети своего запаса ракет. Была создана космическая сис¬тема целеуказания и освещения обстановки в Мировом океане; и я горд тем, что меня назначили председателем комиссии по испытанию этой системы. Вместе с генеральным конструктором Анатолием Ивановичем Савиным, талантливым человеком, чле¬ном Академии наук СССР, а также другими членами комиссии удалось довести эту систему до кондиции, и она была принята на вооружение. За эту работу пять человек стали лауреатами Ленинской премии, в том числе я и нынешний президент Украины Л. Кучма (он был членом комиссии). Кстати, запуски спутников мы производили на ракете его конструкции. Тогда он был начальником конструкторского бюро завода, производив¬шего эти ракеты.
Удалось создать несколько мощных длинноволновых радио¬станций для связи с подводными лодками в любой точке Миро¬вого океана, а на таких расстояниях, как несколько тысяч километров, можно было связываться с подводными лодками, находящимися на перископной глубине и даже на глубинах пуска ракет. И все это заслуги Горшкова.
Но вместе с тем у Главкома и Устинова были совершенно абсурдные ничем не обоснованные идеи. Это касается строи¬тельства авианосцев и подводных лодок «Тайфун». На истории их создания следует остановиться особо. Но прежде я, как и обещал выше, должен охарактеризовать Сергея Федоровича Ахромеева. Когда я пришел в Генеральный штаб, Ахромеев был начальником ГОУ в звании генерал-полковника. Я воспринимал его как старшего и как главное лицо в вопросах оперативных планов, а следовательно, и в выработке предложений по разви¬тию всех видов и родов войск, в том числе и Военно-Морского Флота. Тем не менее мои отношения с начальником ГОУ не очень складывались. Любое мое мнение, любое мое предложе¬ние Сергей Федорович отклонял, стараясь внушить, что в воен¬но-морских вопросах он все знает сам. Надо сказать, что в молодости Ахромеев поступил в Высшее военно-морское учили¬ще, но, проучившись на первом курсе, вместе с другими со¬курсниками был направлен в морскую пехоту, так как началась война. Далее его служба проходила в сухопутных войсках. Наши с ним споры по флотским делам дошли, наконец, до министра обороны Гречко. Тот сказал буквально следующее: «Не спорьте, моряки сами разберутся, что им нужно». Видимо, тому, кто плохо знает флот, нецелесообразно вмешиваться в его строительство, а тем более навязывать свое мнение.
Не только со мной, но и с другими замами начальника Геншта¬ба Ахромеев вел себя очень заносчиво, а иной раз и бестактно. Помню, как маршал Сергей Леонидович Соколов в бытность его министром обороны отчитал меня за то, что я попросил его адъ¬ютанта доложить, сможет ли маршал принять меня по важному вопросу. Сергей Леонидович сам вышел в приемную и сказал: «Если у меня в кабинете никого нет, сразу заходи, тебе, адмиралу, заместителю начальника Генерального штаба, негоже посылать адъютанта испрашивать разрешение». А вот если я или кто-нибудь из замов начальника Генштаба заходил к Ахромееву, тот встречал неизменным возгласом: «Я вас не вызывал, что у вас за вопро¬сы?!» Когда министром обороны стал Устинов, а Ахромеев первым замом начальника Генштаба, Сергею Федоровичу часто приходи¬лось бывать у министра на приеме. Ради объективности следует отметить, что Ахромеев хорошо знал войска, обстановку в них, умел толково докладывать. Сергей Федорович сразу почувствовал, что он произвел впечатление на министра. Он стал еще ревност¬нее выполнять все указания Устинова, порой это уже граничило с подхалимством. Когда мы, заместители, бурно обсуждали у мар¬шала Огаркова какой-либо вопрос, Ахромеев сидел, как правило, молча, но едва кончалось обсуждение, он бежал к Устинову с докладом, кто и что говорил и что окончательно решил начальник Генштаба. Видимо, Устинова это устраивало. Результаты не замед¬лили сказаться: Ахромееву присвоили звание генерала армии, его послали на два месяца в Афганистан координатором, после чего он получил звание Героя Советского Союза, а вскоре и маршала Советского Союза. Все это, на мой взгляд, делалось в пику на¬чальнику Генерального штаба маршалу Огаркову, которого Усти¬нов явно не любил, видимо, завидуя деловым качествам и военной грамотности Николая Васильевича.
Кстати, до сих пор идет спор о том, кто принял решение о вводе войск в Афганистан. Вопрос этот в Политбюро дискути¬ровался несколько дней и даже ночей. Об этом мне рассказы¬вал человек, который присутствовал на всех заседаниях. Вел заседание Брежнев. После общего доклада об обстановке в Афганистане слово взял Устинов, который заявил, что у него нет никаких сомнений в том, что нам немедленно надо вводить свои войска и наводить порядок. Громыко выразил беспокойст¬во по поводу нежелательной для Советского Союза реакции иностранных государств. Он опасался неодобрения международ¬ной общественности. На это Устинов заявил, что мы, мол введем столько войск, что за три месяца они все там разнесут тем более что все уже спланировано и войска готовы. Громыко сказал, что раз Устинов так уверен, то и он согласен. Андро¬пов, когда его мнение спросил Брежнев, несколько поколебав¬шись, тоже дал согласие и тоже с учетом заявления Устинова.
Тогда Брежнев обратился с тем же вопросом к Огаркову. Ни¬колай Васильевич спокойно заметил, что, по его мнению, дело там пахнет не тремя месяцами, а тремя годами как минимум. Вот так было принято решение о вводе советских войск в Афганистан. Когда все вышли в приемную, Устинов, подскочив к Огаркову, обрушился на него: «Что вы там, Николай Василь¬евич, говорили о трех годах? Опять выступаете против меня?» В скором времени были созданы оперативные направления, в которые вошли Южные и Западные округа. Маршал Огарков был направлен в Польшу в качестве Главкома Западного на¬правления, а начальником Генерального штаба вместо него стал Ахромеев — маршал Советского Союза, Герой Советского Союза, уже член ЦК КПСС, а не кандидат, каковым он был до того. Для многих, знавших Ахромеева, его поспешное возвра¬щение из Сочи в Москву в августе 1991 года и предложение Янаеву как главе ГКЧП своих услуг, не вызвало удивления. Он обосновался в Кремле и взялся по указанию Янаева собирать информацию, писать выступления самому Янаеву. Но тут Ахро¬меев просчитался, не на того поставив. ГКЧП потерпел полный провал. У Ахромеева отобрали оружие. Ну а свою жизнь он закончил на шнурке от оконной портьеры.
Авианесущий крейсер и подводная лодка «Тайфун»
С классом этого корабля возникла такая путаница, что многие даже не представляют себе четко, о чем же идет речь, об авианосце, крейсере или каком-то другом гибридном корабле. Вообще-то класс корабля определяется по его главному вооружению. Для класса «крейсер» самое характерное — это главное вооружение, то есть артиллерия крупного калибра. Крупные корабли — это ракетные крейсеры, на которых глав¬ное оружие — крылатые ракеты. У наших кораблей проекта 1143 главным вооружением является корабельная авиация. По этому признаку весь мир называет их авианосцами, и это совер¬шенно справедливо. Однако в СССР упорно твердили, что со¬всем это не авианосцы, а «тяжелые авианесущие крейсеры». В 1982 году после выхода в море «Киева» — первого корабля этого проекта — ТАСС сообщало: «...Советский авианосец «Киев» стал предметом всеобщих насмешек. По словам амери¬канских профессионалов, похоже, что его проектировал какой-то безумец, который не знал, что ему нужно: то ли вертолетоносец, то ли корабль противолодочной обороны...». И уже одно это, на мой взгляд, свидетельствовало о неясности пред¬назначения кораблей этого типа. Руководство ВМФ учло кри¬тику, и последующие корабли проекта постепенно приближа¬лись к задуманному классу — «авианосец». Каждый новый корабль строился со значительным увеличением водоизмеще¬ния, а водоизмещение корабля проекта 1143.5 значительно перевалило за отметку 60 тысяч тонн; он был снабжен самоле¬тами укороченного взлета и посадки типа Су-27 и МИГ-29.
Идея создания в СССР авианосцев относится к началу 60-х годов и принадлежит Главнокомандующему ВМФ Горшкову. Известно, что обострившаяся в этот период «холодная война» вызвала колоссальную гонку вооружений. Правительства всех государств, в том числе и Советского Союза, удовлетворяли почти все запросы руководителей военных ведомств. Не был обижен ассигнованиями и наш Военно-Морской Флот, причем все финансировалось непосредственно из госбюджета. В начале строительства первого авианосца министром обороны был мар¬шал Гречко, член Политбюро ЦК КПСС, а военно-промышлен¬ным комплексом в ЦК КПСС ведал член Политбюро Устинов. В кораблестроительные программы маршал Гречко практически не вмешивался, исповедуя тот принцип, что «моряки сами разберутся, что им нужно строить». Подобные заявления я слы¬шал от него лично не раз. Адмирал Горшков был сторонником большого океанского флота, основу которого должны состав¬лять авианосцы. Однако после прихода к власти Хрущева Горш¬ков безропотно, как я уже отмечал, выполнял все его волюнтаристские решения.
К тому времени относится и сокращение Вооруженных Сил на 1,2 млн человек, в общем, ломали не только корабли и самолеты, но и человеческие судьбы. Горшкову тем не менее удавалось отстаивать в ЦК КПСС строительство отсутствующих на флоте, но крайне необходимых ему десантных кораблей, тральщиков для электромагнитных мин, которых у нас не было, ракетных катеров и атомных подводных лодок. Строи¬лись и крупные надводные корабли водоизмещением около 10 тысяч тонн. Зная негативное отношение Хрущева к крупным кораблям, эти корабли классифицировались как противолодоч¬ные. С акустикой у нас тоже обстояло плохо: неудовлетвори¬тельно справлялись с поиском и преследованием малошумных американских подводных лодок. Словом, брали не качеством, а числом. Предполагалось построить серию таких кораблей (не менее 40 единиц) для действий в океане. Часть их, дополнитель¬но вооруженная противокорабельными ракетами, перешла в класс «ракетных кораблей». Американцы называли их «ракет¬ными крейсерами».
С приходом Устинова в Министерство обороны Горшков получил ничем не ограниченную возможность развернуть строи¬тельство авианосцев. Он настаивал на 12—13 единицах (коли¬чество, правда, не обосновывалось ни расчетами, ни логикой). Брежнев совсем не вмешивался в кораблестроительные планы. То обстоятельство, что Устинов, будучи министром обороны, по-прежнему оставался членом Политбюро и курировал в ЦК военную промышленность, позволило Горшкову без помех раз¬вернуть бурное строительство авианосцев.
Имея весьма общее представление о военном деле, Устинов всю свою повседневную деятельность сосредоточил на руковод¬стве оборонными министерствами. Министры оборонной промышленности, конструкторы, директора военных заводов при¬сутствовали на всех заседаниях коллегии Министерства оборо¬ны, на всех крупных учениях. Их были там толпы — кому надо и кому не надо. На заседаниях коллегии и учениях при¬нимались решения о разработке и производстве новой военной техники. Мнением Генерального штаба при этом не интересова¬лись, а если его работники и высказывали свое суждение, то приоритет Устинов все равно отдавал мнению промышленников. Наверное, сегодня у многих возникает вопрос: почему же никто из военных и ученых не возражал против необоснованно при¬нимаемых решений, в частности, по строительству авианосцев? Необходимо учитывать, что Устинов, Горшков и другие власть предержащие обладали неограниченным самомнением, они не терпели никаких возражений, а с инакомыслящими жестко расправлялись. В силу этого многие без устали подда¬кивали и восхваляли идеи «безгрешных» начальников, на чем и строили свою служебную карьеру. Конечно, были и те, кто с расчетами в руках пытался доказывать несостоятельность строительства флота по американскому образцу, за что тут же впадал в немилость.
Когда авианосец «Киев» вышел впервые в Средиземное море, Устинов, ликуя, поспешил сообщить эту весть Брежневу, под¬черкивая, что наконец-то создана угроза потенциальному врагу на море. В это время был готов проект 5-го авианосца с трам¬плинным взлетом самолетов (бывший «Тбилиси»). Горшков при¬казал НИИ ВМФ обосновать необходимость такого корабля. Итоги исследования начальник института вице-адмирал Бабий докладывал Горшкову в присутствии большого числа заинтере¬сованных лиц. Услышав об отрицательных результатах исследо¬ваний, Горшков прекратил обсуждение, заявив Бабию: «Вы неправильно посчитали. Идите, считайте со своими учеными заново».
Авианосец все равно начали строить, а Бабий был снят со своей должности и вообще уволен из Вооруженных Сил. Уво¬лен был и заместитель начальника института, член-корреспон¬дент АН СССР контр-адмирал Н.С. Соломенко. Это он своими расчетами доказал, что живучесть наших авианосцев ниже живучести десантно-противолодочного вертолетоносца. Проект вертолетоносца, крайне необходимого флоту, был отвергнут министром судостроительной промышленности в ту пору И.С. Белоусовым. В действительности Белоусова и Горшкова смущали совсем не недостатки корабля, а тот факт, что могли занять стапеле, планируемый для строительства авианосцев. Но, по мнению Горшкова и Устинова, вертолетоносец был менее эффективен, а для Белоусова невыгоден из-за своей дешевизны по сравнению с авианосцем. Выступил и я с докладом, в кото¬ром доказывал нецелесообразность строительства авианосца проекта 1143.5. Мои сомнения поддержал маршал Н.В. Огар¬ков и генерал армии А.А. Епишев, Варенников, Аболинс и дру¬гие, но все равно взялись за строительство корабля. Американ¬цы начали строительство атомных авианосцев, что заметно огорчило Устинова и Горшкова. Как же так? У американцев есть атомные авианосцы, а у нас таких нет.
Еще в 1976 году в Ленинграде был создан проект атомного авианосца, который был представлен в ЦК КПСС. Лишь через два года вышло наконец-то решение ЦК КПСС, в котором ука¬зывалось: «...В связи с большой стоимостью (около 4 млрд рублей по ценам того времени) и неясностью предназначения все работы по созданию такого корабля прекратить». Я не знаю авторов этого разумного решения, но оно свидетельствует о том, что в нашем высшем партийном органе были и здравомыс¬лящие люди. Хотя такое решение весьма огорчило Устинова и Горшкова, работы по перепроектированию не были остановле¬ны. Появился исправленный проект корабля, на сей раз водо¬измещением около 72 тысяч тонн с атомной энергетической установкой, катапультным взлетом 36 боевых самолетов, а все¬го около 60 летательных аппаратов, в том числе 16 вертолетов противолодочной обороны.
Новый проект на коллегии не обсуждался. И маршал Огар¬ков, и я, его заместитель, были противниками этого проекта. Негативно отнеслись к нему и другие заместители начальника Генштаба — В.И. Варенников, В.Я. Аболинс, А.И. Белов, на¬чальник Главного политуправления СА и ВМФ А.А. Епишев и многие другие. Видимо, это и явилось причиной того, что Ус¬тинов отказался от обсуждения. Думается, и оформление зака¬за на начало строительства было подтасовано, по предназначению и стоимости.
Ежегодно аппарат заместителя министра обороны по воору¬жению составлял план поставок вооружения оборонной про¬мышленностью на очередной год, в том числе и кораблей. Подписанный начальником Генерального штаба этот план замес¬титель министра по вооружению передавал в канцелярию мини¬стра обороны, а затем он направлялся в ЦК КПСС на одобре¬ние. В 1987 году маршал Огарков в представленном ему плане поставок на 1988 год обнаружил следующую запись: «Начать строительство атомного авианесущего корабля проекта 1143.7». Кто внес этот пункт в план, установить так и не удалось. Бывает, оказывается, и такое! Маршал Огарков приказал уб¬рать этот пункт. В исправленном виде план был направлен министру обороны. Когда после одобрения в ЦК план вернули в Генштаб, мы вновь обнаружили там подделку. Уже после подписи маршала Огаркова был впечатан на другой пишущей машинке текст: «Начать строительство атомного авианесущего корабля проекта 1143.7 на Николаевском судостроительном заводе в.1988 году». Заместитель министра обороны по воору¬жению В.М.. Шабанов уверял, что ему неведомо, кто и когда это сделал. Неизвестно это и до сих пор. По свидетельству адмирала Котова, бывшего заместителя Главнокомандующего ВМФ, допечатку, согласованную с Белоусовым, сделал Турунов по указанию Устинова.
Подобный волюнтаризм был проявлен и при создании ракет¬ной подводной лодки стратегического назначения (шифр «Тай¬фун»). В то время американцы приступили к оснащению своих стратегических подводных лодок твердотопливными баллистиче¬скими ракетами «Посейдон». Узнав об этом, Устинов приказал оборонной промышленности тоже срочно создать стратегиче¬скую подлодку с твердотопливными ракетами. Главный конст¬руктор Министерства среднего машиностроения В.П. Макеев смог создать самую маленькую стратегическую ракету для под¬водной лодки, но удалось сбросить вес «малышки» только до 96 тонн. Для ракеты необходима была новая подводная лодка. Генеральный конструктор С.Н. Ковалев вынужден был соеди¬нить параллельно две подводные лодки, а между ними размес¬тить 24 твердотопливные ракеты Макеева. С инженерной точки зрения С.Н. Ковалев решил это гениально, но получился какой-то мастодонт водоизмещением 48 тысяч тонн с абсолютно не¬приемлемой подводной шумностью. Тем не менее лодка была принята в состав ВМФ и три года «доводилась» до боевого состояния. Однако это не повлияло на высокие премии, награ¬ждение орденами и присвоение званий Героя Советского Союза. Среди награжденных, разумеется, Белоусов, Ковалев. Примеча¬тельно, что Чернавин был назначен председателем приемки этой АПЛ «Тайфун», так как штатный председатель отказался подписывать акт еще не готовой подводной лодки, к тому же прошедшей испытания с нарушением правил. Аналогичная исто¬рия произошла с атомными крейсерами «Фрунзе», «Киров», «Червона Украина». Их было четыре, а почему четыре, никто объяснить не может. Эти крейсеры водоизмещением более 27 тысяч тонн имеют на вооружении всего на четыре крылатые ракеты больше, чем крейсеры типа «Слава» (водоизмещением 11 тысяч тонн), но разница в их стоимости огромная, если учесть, что один атомный крейсер обходился государству в миллиарды рублей, а крейсер типа «Слава» стоил несколько миллионов.
Я уже упоминал об абсолютной абсурдности тенденции; коль авианосцы есть у американцев, нужны они и нам. Постро¬ив первый авианосец «Киев», мы убедились, что он значительно уступает американским. Все равно было решено улучшать ка¬чество вновь создаваемых кораблей подобного класса, а цель прежняя — догнать американцев, хотя трудно было определить этим кораблям боевые задачи, которые они выполняли бы с достаточной эффективностью, особенно с учетом их стоимости и очень низкой живучести при ведении боевых действий. Одна¬ко руководство такие «мелочи» в расчет не принимало. Эту неясность можно проследить по запискам в ЦК КПСС, где в графе «предназначение» нет четкой формулировки по кораблям этого типа. Корабли одного типа, а формулировки предназначе¬ния у каждого различные: «для борьбы с подводными лодками противника», «для обеспечения развертывания наших подвод¬ных лодок в океане», «для защиты наших коммуникаций», «для воздушного прикрытия наших оперативных корабельных соединений в удаленных районах морей и океанов», «для борьбы с ударными корабельными группировками противника». Случа¬лось, что отдельным кораблям записывали все перечисленные задачи.
В рамках военно-оборонительной доктрины военно-морской флот должен был оборонять территорию СССР от нападения с морских направлений. Потенциально нам могли угрожать авиа¬носцы ударами ракет и бомбами, в том числе и с ядерными зарядами. Надводные корабли и подводные лодки, вооруженные крылатыми ракетами типа «Томагавк», такого же предназначе¬ния и имеют дальность 3 000 км. Предполагалось и прямое вторжение войск неприятеля путем высадки морских и воздуш¬ных десантов. Отсюда следовало, что наш военно-морской флот должен обладать эффективными средствами борьбы с ударными авиа¬носцами, а потому необходимы соответствующие скорость и живучесть. Для этого лучше всего подходили атомные подвод¬ные лодки, малошумные, вооруженные противокорабельными крылатыми ракетами с головками самонаведения, с дальностью полета 600 км, с быстроходными торпедами большой дально¬сти, к тому же с хорошей скрытностью и живучестью. Необхо¬димы были ракетная авиация берегового базирования с самона¬водящимися ракетами по надводным целям, ракетные корабли на воздушной подушке, экранопланы и т.д. Не менее нужны были малошумные противолодочные подводные лодки, противо¬лодочная авиация берегового базирования, противолодочные корабли среднего водоизмещения (1—3 тысячи тонн) для поис¬ка и нейтрализации подводных лодок противника. И все для того, чтобы во взаимодействии с сухопутными войсками, артил¬лерией береговой обороны, ВВС и ПВО не допустить высадки десантов противника на нашу территорию. Для успешного вы¬полнения военной оборонительной доктрины не обойтись без необходимого количества перечисленных средств флотов.
Но, зная задачи советских флотов, напрашивается один вывод: наши авианосцы абсолютно бесполезны на Балтийском и Черноморском флотах. На Дальнем Востоке единственно воз¬можным пунктом их базирования со свободным выходом в океан мог бы быть только Петропавловск-Камчатский. Дело осложняется тем, что выход такого большого корабля и на востоке, и на севере требует большого количества кораблей охранения. Но в таком случае средства охранения и сам авиа¬носец будут заняты не нанесением поражения противнику, а собственной обороной.
Один из институтов Министерства обороны смоделировал бой в открытом море авианосца (проект 1143.5) с авианосцем «Энтерпрайз», который способен наносить удары по объектам на нашей территории и по нашему кораблю ракетами «Гарпун».
По расчетам, 11 ракет с самолетов А-16 «Энтерпрайза» при атаке с одного борта достигают наших кораблей и поражают их. Вообще-то наш авианосец мог бы атаковать своими 12 противокорабельными ракетами с дистанции 500—600 км, но «Энтерпрайз» с его преимуществом в скорости не допустит наш авианосец на эту дистанцию.
Необходимо учитывать, что и на севере, и на востоке наши корабли, чтобы выйти в океан, должны пройти зоны тактиче¬ской береговой авиации противника, но это в случае военных действий приведет к гибели наших авианосцев еще до выхода их в океан. Когда некоторые заявляют, что наши авианосцы пред¬назначены для воздушного прикрытия оперативных группиро¬вок кораблей в удаленных районах морей и океанов, то это сплошное пустозвонство, так как у нас нет таких группировок. Да и куда, а главное зачем они пошли бы?
Расчеты по прикрытию сил ПЛО в Баренцевом море тоже показали, что заставить авианосец искать подводные лодки, оснастив его противолодочными вертолетами, тоже дорого и нереально, ибо живучести у корабля мало, он может быть потоплен сразу после выхода из базы. Таким образом, при военно-оборонительной доктрине нашим авианосцам нет места в системе вооружений.
Адмирал Паникаровский, бывший начальник Военно-морской академии, в своей статье «Нужны ли нам авианесущие крейсе¬ра?», опубликованной в 8-м номере «Военной мысли» за 1990 год, пишет: «Расчеты показывают, что если отказаться от соз¬дания авианесущих крейсеров..., то стоимость потерянных (уничтоженных) подводных лодок от противолодочной авиации, надводных кораблей, от штурмовой авиации и противолодочных крылатых ракет морской авиации, от истребителей противника, а также наземных объектов в несколько раз превысит стои¬мость авианесущих кораблей...». А далее он ссылается на ис¬следования, проведенные не академией, которой руководил, а американцами. Так вот, американцы утверждали, что использо¬вание авиации с авианосцев более результативно, чем ВВС наземного базирования. В принципе нелогично ссылаться на американцев, у которых совсем иные задачи. Да и сравнивать с нами по структуре военно-морских сил, географическому поло¬жению, военной доктрине, по количеству и качеству вооружен¬ных сил вряд ли стоит. Как-то на одной конференции Паника¬ровский признался мне в том, что его академия провела расче¬ты по использованию нашего авианосца в Баренцевом море для поиска иностранных подводных лодок (хотя, на мой взгляд, это довольно странная задача для такого корабля). Оказалось, что авианосец может выдержать всего один налет авиации противни¬ка, а потом погибнет. И чтобы напрасно не гибли люди, о чем и печется Паникаровский в упомянутой выше статье, нет надоб¬ности посылать моряков в бой на наших неживучих авианосцах без обеспечения прохода противолодочного рубежа. Тот же Паникаровский утверждает, что отказ от авианесущих кораблей возможен лишь при отказе вообще от военно-морского флота. Весьма странное заявление, за которым не скроешь тень старо¬го мышления. Я считаю, что большую часть выделяемых флоту ассигнований необходимо использовать не на безмерно дорогие и ненужные авианосцы, а на ликвидацию сильного отставания от американцев в качестве наших многоцелевых подводных лодок. Правда, у них еще пока невысок коэффициент оператив¬ного использования, они шумны, а следовательно, в дуэльной ситуации взаимного обнаружения имеют шаткие позиции. По¬этому имеет смысл совершенствовать подводные лодки типа «Оскар», которые в обычном снаряжении своими ракетами спо¬собны уничтожить любой авианосец противника при его охра¬нении в 8—10 единиц.
Солидные масштабы нашего военно-промышленного ком¬плекса до сих пор требуют больших и дорогостоящих заказов, которые финансируются государственным бюджетом. Во време¬на СССР в оборонной промышленности, НИИ, конструктор¬ских бюро работало много талантливых специалистов, но неред¬ко мы и здесь плелись в хвосте по сравнению с передовыми капиталистическими странами. В немалой степени это связано с организацией производства военной техники: конкуренции ника¬кой, промышленность узкоспециализирована. Военные вынуждены были принимать не то, что они заказывали, а то, что произвела промышленность. А производили, сообразуясь со своими узковедомственными интересами, стремились сделать побыстрее, но подороже. Ведь все равно военные примут, даже недоделанное, недостроенное, если не примут сами, заставит ЦК КПСС. До сих пор слышишь: «Принимайте, рабочим нечем платить заработную плату», и военные опять, как раньше, вы¬нуждены принимать в ущерб себе. Тем не менее это не лишает промышленников и принимающих больших благ. Каждый ко¬рабль должен оцениваться комплексно, по коэффициенту эф¬фективность — стоимость, то есть нужно учитывать, равно¬значны ли возможности корабля затратам на их конструирова¬ние и строительство. Непременное условие — это эффективное выполнение задачи при минимальных затратах. Оценивать наши авианосцы по этому критерию практически невозможно. В Союзе не было, да и сейчас нет органа, способного рассчи¬тать все затраты, связанные с созданием корабля.
Я уже упоминал, что в записке, направляемой в ЦК КПСС, министры обороны и судостроительной промышленности указы¬вали только сумму, которая причиталась головному судострои¬тельному заводу, другие затраты вообще не указывались. А ведь сюда входили, кроме того:
• стоимость проектных работ (техпредложений, эскизный и технические проекты) — на сумму 100 млн рублей и более;
• стоимость разработки летательных аппаратов (переделка Су-27 для полетов с трамплина корабля обошлась в 200 млн рублей);
• стоимость разработки и создания спецустройств: обслужива¬ние летательных аппаратов на корабле, контроль исправности систем обработки информации, системы посадки и взлета и т.п., которые изготавливали не судостроительные заводы, а значит, это уже другие статьи расходов (для «Тбилиси» они составили 68 млн рублей);
• проектирование и строительство берегового комплекса для испытания самолетов и обучения летчиков взлету с трампли¬на и посадке на аэрофинишер (это несколько сот миллионов рублей);
• стоимость полного комплекта самолетов и вертолетов для корабля;
• стоимость комплекта боеприпасов: ракет, снарядов;
• стоимость корабельного комплекта запасных частей и механизмов;
• стоимость заправки горюче-смазочными материалами;
• стоимость ходовых испытаний корабля, которые длятся годами.
Но и это еще не полный перечень затрат. Фактически их много больше, чем можно предположить. По неполным данным, авианосец проекта 1143.5 (бывший «Тбилиси») обошелся стране более 4 млрд рублей (по ценам 70-х годов).
О стоимости строящегося атомного авианосца говорить очень сложно, но совершенно точно, что она была бы более 10 млрд рублей. К этому надо еще приплюсовать стоимость бе¬реговых сооружений для его обслуживания. В свое время мы неоднократно говорили Устинову о неоправданно больших за¬тратах на авианосцы, но он неизменно с раздражением отвечал:
— Это вас не касается, и не суйтесь в расчеты.
Словом, строительство авианосцев — это авантюра. Они не соответствуют заявленной нами военно-оборонительной доктри¬не, так как не способны защищать нашу страну с морских направлений, не приносят пользы военной мощи государства, а только расходуют средства, которых нам явно не хватает для создания необходимых средств обороны с морских направле¬ний, коих у нас мало, да и те технически устарели.
К глубокому сожалению, комитет Госдумы по обороне и безопасности не оправдал надежд. Он не компетентен в вопро¬сах вооружений и экономики. В его составе много лиц, заин¬тересованных в том или ином ведомстве. На мой взгляд, следу¬ет создать самостоятельный, независимый, подчиненный только президенту аналитический центр военных программ и сложных вооружений. Возглавить его должен опытный ученый хорошо знакомый с военным делом. В составе такого постоянно действующего центра целесообразно иметь около 15 человек специалистов в сфере Вооруженных Сил и военной промышленности, экономистов, программистов, математиков. Никто из них не должен занимать какие-то еще должности на стороне. Цен¬тру должна предоставляться вся информация, в том числе и особо секретная, для того, чтобы он мог выработать научно обоснованные заключения. Для проведения расчетов, экспери¬ментов, опытных работ, моделирования ситуаций центру не обойтись без привлечения специалистов из любых ведомств, а полученные результаты проведенных изысканий должны под¬тверждаться соответствующими актами или подписанным ведом¬ственным документом. По отдельным сложным программам, системам вооружений центру целесообразно проводить более широкое обсуждение с привлечением специалистов, даже тех, кто в отставке, ибо они обладают большим опытом. А может, резонно будет ввести их в состав центра. Один из вариантов названия подобного центра — «Военно-морская коллегия при Президенте».
Вот, в основном, те вопросы, по которым я спорил, за¬частую возражая, конечно, тактично, но твердо, с Устино¬вым и теми, кто ему поддакивал. Разумеется, при неограни¬ченной волюнтаристской власти Устинова лично я многое по¬терял. Мне известно, что меня трижды представляли к присвоению звания адмирала флота. Но, несмотря на то, что последнее представление Главной аттестационной комиссии Министерства обороны (ГАК) было единогласно положитель¬ным, а председатель ее маршал В.Г. Куликов даже успел поздравить меня, Д.Ф. Устинов так и не дал хода дальнейше¬му оформлению, хотя маршал Огарков особо докладывал ему по этому решению ГАК.
Конечно, мне было обидно, но в то же время я не мог кривить душой, отказываясь от своих убеждений, молчать, на¬блюдая хаос не только в вопросах строительства флота, но и в руководстве вооруженными силами. По своему характеру я отношусь к тем людям, кто способен признать свои ошибки, если они доказательны. Но по тем вопросам, суть которых я изложил выше, вразумительных возражений, да и вообще ника¬ких возражений не было.
Н.Н. Амелько «В интересах флота и государства. Воспоминания адмирала»
Издательская группа «БДЦ-пресс» Москва, 2002