| От | mpolikar |  |
К | Птицын | |
Дата | 16.03.2006 18:10:21 |  |
Рубрики | WWII; |  |
Re: AFAIK ...
>Про кингстоны - не героизация ли советских времен?
Возможно, это так , но есть свидетельства пленных (они остались живы и были освобождены в 45). Хотя, теоретически, судно могло затонуть само, а версия "а-ля Варяг" создана позднее
Открываем поисковик и ..находим:
26 марта в 14 часов 05 минут радист передал в эфир: «Помполит приказал покинуть судно. Горим. Прощайте». Выполняя приказ командира, механик открыл кингстоны, и «Александр Сибиряков» затонул. Из 104 человек команды и пассажиров большинство погибло. Один из кочегаров сумел вплавь добраться до острова Белуха. Через 34 дня его спасли. Остальные попали в плен.
Качарава приказал спустить шлюпки и открыть кингстоны, но в тот момент, когда давал последнее приказание механику Бочурко, его тяжело ранило. В командование вступил Зелик Элимелах. Радисту Шершавину удалось передать на Диксон последнюю радиограмму: “Помполит приказал покинуть судно. Горим. Прощайте, 14 часов 05 минут”.
Элимелах руководил погрузкой оставшихся в живых в шлюпки. В одну из них спустили раненого командира, во вторую попал снаряд, и она опрокинулась. “Сибиряков” весь в пламени и дыму накренился вперед и стал быстро тонуть. Уцелевшие сибиряковцы вспоминали, они кричали Элимелаху, чтобы он прыгал в воду и они его подберут, но он скомандовал немедленно отплывать от тонущего корабля. Последнее, что они увидели, как на задранной вверх корме у боевого флага стояли Элимелах и Бочурко. Затем все заволокло дымом. Шлюпка вернулась к месту гибели, но никого в воде они не обнаружили. Зелик Абрамович Элимелах выполнил до конца свой долг морского офицера. По неизменной морской традиции капитан уходит с тонущего корабля последним или погибает вместе с ним. После того, как раненого капитана “Сибирякова” Анатолия Качараву перенесли на шлюпку, капитаном стал Зелик Элимелах, и вместе со своим другом Николаем Бочурко они решили не покидать тонущий корабль.
http://www.mishpoha.org/nomer16/a30.htm
Далее цитирую по "Правде Севера"
А вот отрывок из воспоминаний А. А. Качаравы:
"Запылал пожар на носу парохода. Этот пострашнее того, что вспыхнул на корме. Стена бушующего пламени отрезала артиллеристов, которые вели непрерывный огонь из носовых орудий. Стали рваться бочки с бензином.
Страшной силы взрыв словно подбросил пароход. Чувствую: этот снаряд попал в самое сердце корабля - машинное отделение. (...) Связь порвана. Кричу в переговорную трубку:
- В машине!
- Заливает... вода хлынула... - доносится голос Николая Бочурко.
Вот и пришел момент, когда пароход стал неподвижной мишенью. Теперь конец. Это ясно.
- Открой, Николай, кингстоны, - кричу в переговорную трубку. Всем выходить наверх!
В эту минуту что-то острое впивается мне в живот, с силой отталкивает руку...".
Качарава был тяжело ранен. Что было дальше, он узнал много позднее.
Архангелогородец боцман Андрей Тихонович Павловский рассказывал, что оставшиеся в живых (до боя на борту "Сибирякова" было около ста человек) пошли в шлюпку. Раненых принимали "крепкие мужики".
- В первую очередь спустили капитана как тяжелораненого. Всего в шлюпке оказалось девятнадцать человек - половину из них можно было спускать только на носилках. Пока мы рассаживались, смотрим - перед нами катер немецкий. Мы условились не говорить, что с нами есть капитан. А как же иначе - так и должно было быть. Когда подошел катер и стал нас забирать, "Сибиряков" начал тонуть...
А вот что вспоминал радист парторг "Сибирякова" М. Ф. Сараев:
- На "Шеере", как потом выяснилось, я был почти сутки без сознания. Очнулся в одном помещении с Качаравой, который лежал весь забинтованный. Решили сибиряковцы капитана не выдавать, называли его профессором-полярником, меня - матросом. Издевательства и допросы начались в Нарвике (в Норвегии), на берегу. У меня там без наркоза резали рану и вытаскивали осколок. Затем был лагерь для военнопленных под Гдыней, в Польше.
После войны нас наградили орденами Красной Звезды, Качараву - орденом Боевого Красного Знамени.