ОтРоман ХрапачевскийОтветить на сообщение
КВиктор КрестининОтветить по почте
Дата24.09.2003 00:42:10Найти в дереве
Рубрики1917-1939;Версия для печати

"Хочу екскремент исделать" (с) Батька Ангел


А что это за фрукты были, зеленые т.е., можно и классику почитать, типа Северина-Булгарина ("Адъютант его превосходительства"):

"Полотно железной дороги было перегорожено завалом из старых шпал.
Вокруг завала сновали люди. Одеты они были кто во что: в офицерские
френчи, кожаные куртки, зипуны, армяки, гимнастерки, сюртуки, в жилетки
поверх огненно-красных рубах. Мелькали среди них люди в бурках, в укоро-
ченных поповских рясах и даже в гусарских ментиках. Многие крест-накрест
перепоясаны пулеметными лентами, на широких ремнях и на поясных веревках
- рифленые гранаты, револьверы, у большинства в руках винтовочные обре-
зы. На головах картузы, бараньи шапки, шляпы и даже котелки.
Неподалеку, у больших дуплистых деревьев, было привязано десятка два
лошадей. Тут же стояла тачанка с впряженной в нее тройкой гнедых коней.
На задке тачанки косо прибита фанера с надписью: "Вей красных, пока не
побелеют! Бей белых, пока не покраснеют!" В тачанке рядом с пулеметом
стояла пишущая машинка. Над нею склонился огромный верзила, выполняющий
обязанности пишбарышнн. По другую сторону пулемета сидел сам батька Ан-
гел, в сером "зипуне - кряжистый мужик с темным угрюмым лицом и неухо-
женной старообрядческой бородой.
Ровным сумрачным голосом батька Ангел диктовал очередной приказ:
- А еще объявляю по армии, что Мишка Красавчик и Колька Филин, кото-
рые вчерась на хуторе Чумацком изъяли из сундука тамошнего селянина
двадцать золотых царской чеканки и утаили их от нашей денежной казны,
будут мной самолично биты плетью по двадцать раз каждый. По разу За каж-
дый золотой. Все. Точка. Стучи подпись. Командующий свободной анар-
хо-пролетарской армией мира и так далее...
Огромный детина печатал приказ на "Ундервуде" с такой легкостью и
быстротой, что самая первоклассная машинистка лопнула бы от зависти. При
этом он еще успевал грызть семечки, кучей насыпанные рядом с машинкой.
- Написал?.. Так... Пиши еще один приказ... Не, не приказ, а письмо.
Пиши. Разлюбезный нашему сердцу брат и соратник Нестор Иванович! Пишу
вам письмо из самой гущи боев за нашу анархо-пролетарскую государствен-
ность...
В это время возле тачанки возник на запаленном коне парень в залом-
ленной набок смушковой шапке.
- Батько, потяг подходит! - ликующе объявил он, и глаза у него бешено
заплясали под смушком.
- Ну, ладно. Опосля боя допишем, - сказал Ангел "машинистке" и, встав
на тачанке во весь рост, протяжно скомандовал: - Готовсь к бою!..
Бандиты забегали, засуетились. Дождались! Наконец добыча! Те, что по-
бойчей да порасторопней, повскакали на коней и, вытаптывая последние
хлеба, гикая и азартно выкрикивая матерную брань, помчались навстречу
приближающемуся поезду.
...Тревожно загудел паровоз, резко, толчками стал останавливаться. И
тотчас с двух сторон дробно застучали лошадиные копыта. Сухие щелчки
выстрелов смешались с конским ржанием, выкриками и разбойничьим посвис-
том.
Пассажиры повскакивали с мест, кинулись к окнам и увидели мчащихся к
вагонам пестро одетых всадников. Следом тряслись несколько бричек. А уж
за ними, изо всех сил волоча по пыли винтовки, бежали пешие.
Несколько пуль щелкнуло по крыше вагона. Со звоном разбилось стекло.
Пассажиры отхлынули от окон.
Первым к площадке вагона подскакал широкоплечий парень с развевающи-
мися соломенными волосами. У него было круглое благообразное лицо, прав-
да побитое оспой, - в другое время и в иной ситуации он бы скорее сошел
за добросовестного пахаря и примерного прихожанина, нежели за грабителя.
Лихо, прямо с седла он прыгнул на вагонную площадку. Следом, цепляясь
друг за друга оружием, в вагон ввалилось еще несколько человек.
В коридор навстречу бандитам выскочили командиры Красной Армии, за
ними - всполошенные гиканьем и выстрелами Волин и Дудицкий. Но от двери
в конце коридора неистово крикнули:
- Наза-ад! Не выходить!
Один из командиров поспешно отстегнул кобуру, рванул наган.
Светловолосый бандит кинулся всем корпусом вперед и, почти не целясь,
привычно, навскидку выстрелил - командир выронил наган и, недоуменно
прижимая руки к животу, рухнул на пол.
Остальные шарахнулись обратно на свои места.
- Молодец, Мирон! - похвалил светловолосого тот, что был в смушковой
шапке. Поигрывая плетками, они пошли по вагону.
- У кого еще пистоли есть?
Пассажиры подавленно молчали, отводя глаза в сторону: не дай бог
что-то во взгляде не понравится!
Светловолосый встал перед командирами Красной Армии. У него не было
передних зубов, и он нещадно шепелявил:
- Кто такие будете?
Командир с калмыцким лицом посмотрел на убитого товарища, зло отве-
тил:
- Не видишь, что ли? Командиры Красной Армии!.. А дальше что?
- Ты гляди, еще шебуршатся! - удивленно покачал головой бандит в
смушковой шапке. - А ну, выходь на свет божий! Там поглядим, что с вами
делать дальше!..
Командир с калмыцким лицом взглянул на еще одного своего, совсем юно-
го, товарища, и тот встал рядом с ним. Они молча вышли из вагона.
- Мирон! Как думаешь, в расход их или же батьке показать? - обернув-
шись к напарнику, спросил - ангеловец в смушковой шапке. Его так и рас-
пирало от сознания, что в руках столько людских жизней.
- Всех военных батько велел сперва ему показывать! - неохотно сказал
Мирон и уставился на поручика Дудицкого: - А ты почему не выходишь?
Вконец растерявшийся поручик сбивчиво заговорил:
- Видите ли, мы... мы с этими людьми ничего общего не имеем и к Крас-
ной Армии тоже... мы...
- Короче! - потребовал Мирон и недобрыми глазами посмотрел прямо в
переносье поручику, словно прикидывая, куда выстрелить.
Тогда Волин отстранил Дудицкого и сухим, официальным голосом сказал:
- Я так понимаю, что вы наши союзники в борьбе с красными?
- Чего? - не понял Мирон.
- Мы - офицеры. Офицеры белой армии, - пояснил Волин. - Я - ротмистр,
он - поручик, еще с нами...
- Беляки, значит? - криво ухмыльнулся Мирон. - К Деникину чесали?..
Ступайте туда же, до компании с красными!
- Нас что... расстреляют? - испуганно спросил Дудицкий.
- Може, расстреляют, а може, нет. Как батько решит! - ощерился Мирон,
наслаждаясь замешательством господ белогвардейцев.
- Какой еще батька? - не понял Волин.
Мирон с головы до ног смерил его удивленно-насмешливым взглядом, пре-
небрежительно сказал:
- На сто верст вокруг тут только один батько, Батько Ангел. Если он
пожелает, может, перед смертью будете иметь счастье побеседовать с
ним...
Затем ангеловцы согнали всех военных в одну группу. Кольцова среди
них не было.
Мирон угрюмо и деловито оглядел красных командиров и офицеров, словно
отыскивая, к чему придраться, задержал взгляд на начищенных до блеска
сапогах ротмистра Волина, отставив ногу вперед, спросил:
- Какой размер?
- Что? - Волин поднял на него глаза, в которых были одновременно и
презрение, и льстивость.
- Сапоги, спрашиваю, какого размеру? - бесцеремонно разглядывая выра-
жение волинского лица, бросил Мирон.
- Сорок второй.



- Павло, а Павло! - бросил ангеловец куда-то вдаль вагонов.
- Чего? - донеслось издалека.
- Погляди на сапоги, вроде получше моих будут! - выказал хозяйствен-
ную жилку Мирон и строго прикрикнул на Волина: - А ну, ваш благородь,
скидывайте сапоги! Все одно они вам уж больше не пригодятся... Да пожи-
вей, рас-тара-рах! Что за народ! А еще офицеры!
Волин нехотя сел на землю и стал снимать сапоги, губы у него дрожали
от обиды и бессилия.
Мирон насмешливо любовался унижением ротмистра, а когда ему это нас-
кучило, перевел взгляд своих беловатых глаз на Дудицкого, впавшего в
растерянную неподвижность. Из левого кармана кителя поручика свешивалась
цепочка. Мирон ловким движением потянул за цепочку, извлек часы и опус-
тил их себе за пазуху.
- Ах, лучше бы я их подарил Софье Николаевне! - невольно вырвалось у
поручика.
- Чего бормочешь? Ну, чего бормочешь, белогвардейская шкура! - лениво
ощетинился Мирон. Он уже утратил интерес к пленным и с безразличным ви-
дом отвернулся.
Несколько конных ангеловцев с карабинами на изготовку окружили плен-
ных военных и погнали их в сторону от железной дороги, напрямик через
степь.
А Мирон и Павло, сбыв пленных, заторопились обратно в вагон, где про-
должался грабеж, слышались истошные крики, бабья визгливые причитания,
униженные мольбы владельцев тучных узлов. Иногда раздавались гулкие оди-
ночные выстрелы.
Затравленно прижимаясь к больной матери, Юра расширенными от ужаса
глазами смотрел, как вооруженные люди стаскивали с полок чемоданы, швы-
ряли их на пол и разбивали, как тащили узлы, корзины с едой и скарбом и
бросали через окна вагонов.
Внезапно Юра почувствовал толчок в спину носком сапога. И кто-то над
его головой весело и зычно гаркнул:
- Мирон, я тут шубу нашел! В аккурат такая, как Оксана просила.
Юра обернулся, но увидел перед собой сапоги с тяжелыми подошвами,
длинные ноги в фасонистых галифе. Рядом, как змея, покачивалась ременная
плеть.
- Бери! - послышался другой голос.
- Так в ей человек!
Мирон возник рядом с Павлом как из-под земли. Хозяйски оглядел шубу,
которой была укрыта мать Юры, и даже не выдержал - погладил своей
большой рукой нежно струившийся мех.
- Хороша-а шуба-а! - медленно и удивленно протянул он, еще чувствуя
на ладони влажный холодок от прикосновения к меху.
Юра вскочил, глаза у него горели негодованием, он быстро заговорил,
запинаясь и размахивая руками:
- Не трогайте маму! Она больна. У нее температура!
- Смотри, слова-то какие знает! Господчик! - насмешливо сказал Павло
и выразительно поиграл плетью. У него было грубое скуластое лицо с крас-
новатыми, обветренными щеками, из-под заломленной смушковой шапки на лоб
ниспадали темные волосы.
- Живее, Павло! Торопись! - нетерпеливо приказал Мирон, жалея, что не
он первым обнаружил шубу.
- Не трогайте маму! - уже закричал Юра. - Слышите, вы!
Не тро...
Мирон схватил Юру за воротник. На миг взгляд Юры в упор уткнулся в
тусклые зрачки, в рябое лицо.
- Что, любишь мамочку? - Мирон поволок Юру к двери и с силой толкнул.
А сам торопливо вернулся к Павло, который - уже с шубой в руках - обыс-
кивал других, перепуганных насмерть пассажиров и старательно рассовывал
по оттопыренным карманам бумажники, кольца, часы.
- Так... здесь все чисто, - удовлетворенно сказал он.
Но тут его внимание привлекла толстая, аккуратно обернутая в газету
книга, лежавшая на полу. Он поднял ее, послюнявив палец, перевернул пер-
вую страницу и, медленно шевеля губами, прочитал по слогам:
- "Ка-ли-тал..." Ого! - восторженно удивился он. - Гляди, чего чита-
ют!
- Возьми, - посоветовал Мирон.
- Зачем? - удивленно взглянул на него Павло.
- Прочитаешь, будешь по-ученому капитал наживать, - наставительно
произнес Мирон.
Павло внимательно посмотрел на него, сунул книгу за пояс и пошел
дальше.
Мирону же что-то почудилось, легкий какой-то шорох наверху. Он встал
на лавку, затем на столик, потянулся к самой верхней полке. И уперся
глазами в черный ствол нагана, который направил на него Кольцов.
Павло, вышагивая по вагону, обернулся, издали полюбопытствовал:
- Ну что, есть там кто?
- Н-никого, - выдавил из себя Мирон и, повинуясь движению неумолимого
зрачка нагана, медленно, как лунатик, сполз вниз. Не оглядываясь, так же
медленно и осторожно, словно боясь задеть за что-нибудь хрупкое, вышел в
коридор, сделал несколько шагов. Остановился. И вдруг резко рванулся в
соседнее купе, выхватил кольт и разрядил всю обойму в верхнюю часть пе-
регородки. Полетели щепки.
Настороженно прислушался. Тишина.
- Ты чего? - спросил прибежавший с револьвером в руке Павло.
- А ну погляди, прикончил я того гада, что наверху? - приказал Мирон.
Павло боязливо привстал на столик и так же боязливо заглянул на полку
- там никого не было. Павло облегченно покачал головой.
...Юра еле-еле поднялся с насыпи. Болела шея, саднило локти, по всему
телу разливалась вязкая, ватная слабость, удушливый комок подступил к
горлу. Возле состава суматошно метались бандиты, тащили узлы, чемоданы,
по жнивью тряслась тачанка с пулеметом.
Поравнявшийся с вагоном всадник, бросив поводья на луку седла, с удо-
вольствием разглядывал новенькие "трофейные" сапоги. И вдруг что-то
большое, темное пронеслось мимо Юры, обрушилось на всадника. Бандит ох-
нул и выронив сапоги, по-
летел на землю. А в седле уже оказался другой человек. Вздыбив коня,
он повернул его в степь. Лицо всадника на мгновение открылось Юре - он
узнал Кольцова.
Раздались крики, кто-то выстрелил. И еще... Всадник скакал по жнивью.
И тут наперерез ему, круто развернувшись, помчалась тачанка.
Юре было хорошо видно, как здоровенный детина, прильнув к пулемету,
долго старательно целился - видимо, никак не мог поймать скачущего всад-
ника в рамку прицела.
- Живьем его! Живьем его берите! - услышал Юра чей-то хриплый, зло-
радный крик.
Резанули очереди - и конь рухнул на всем скаку. Всадник вылетел из
седла и кубарем покатился по земле. Затем торопливо вскочил, чтобы бе-
жать. Но к нему со всех сторон уже неслись ангеловцы.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Юрина мама умерла тихо, не приходя в сознание.
Когда ангеловцы умчались в степь, когда их последняя, тяжело гружен-
ная награбленным добром бричка скрылась за горизонтом и за ней рассея-
лось рыжее облако ныли, людей покинуло оцепенение, они задвигались, за-
говорили, стали выходить из вагонов.
Вынесли убитых и уложили их рядышком на траву. Убитых было одиннад-
цать.
Двое мужчин подхватили легкое тело Юриной матери и тоже вынесли из
вагона, положили в ряд с убитыми.
Юра, натыкаясь на людей, как слепой, пошел следом, присел возле мате-
ри. Он не плакал - слезы где-то внутри его перегорели. Он отрешенно
смотрел на изменившееся, внезапно удлинившееся мамино лицо, как будто
она вдруг чему-то раз и навсегда удивилась...
С Юрой пытались разговаривать, но он не отвечал. Кто-то сердобольный
настойчиво пытался всунуть ему в руку вареное яйцо и пирожок с гороховой
начинкой. Он молча принял и бережно положил у изголовья матери, еще не
смея поверить в то, что она умерла. Все вокруг казалось Юре зыбким, не-
реальным.
Трое паровозников принесли лом и две лопаты. Стали долбить землю пря-
мо возле дороги. Но потом подошел еще кто-то и посоветовал копать
дальше, под деревьями. Земля там мягче, и место заметнее.
Наскоро вырыли неглубокую яму, стали переносить мертвых. Юра оглядел-
ся, увидел разрытую землю, людей, которые осторожно поднимали убитых...
Какая-то неясная, неоформившаяся мысль не давала ему покоя. Что-то он
должен был сделать для мамы. "Но что, что?" - не мог он сосредоточиться.
Юра погладил ее голову, лицо, непривычно холодное и отчужденное.
Рядом железнодорожники покрывали рогожей тело убитого. Юра всматри-
вался - это был тот здоровенный голубоглазый па - рень, который невольно
помог ему пробраться к поезду. "И он тоже? - вяло подумал Юра. - Только
что был живой, такой сильный, и вот нет его. И мамы нет... Сейчас ее
унесут, положат вместе со всеми..."
И вдруг понял, что должен сделать, беспокойно задвигался, отвернул
полу своей гимназической куртки, нащупал под подкладкой небольшой паке-
тик: это мама зашила ему, когда они собирались в дорогу. Там были два
колечка, сережки, еще какаято безделушка. Нетерпеливыми, непослушными
пальцами Юра пытался оторвать подкладку, но зашито было крепко, и тогда,
нагнувшись, он рванул ее зубами - вот он, пакетик. Вскочив, Юра напра-
вился к железнодорожникам, напряженно вглядываясь в их лица.

Ну а продолжение можно читать тут -
http://books.myweb.ru/cgi-bin/new/library.cgi?PageType=READBOOK&BookID=82&PageNo=6

http://rutenica.narod.ru/